— Если вам, миссис, это все не по карману, то придется перебраться в работный дом[4]
, — радостно сообщил мистер Спраг.— Или взять денег в долг на выгодных условиях, — добавил один из его спутников, который выглядел несколько добрее. — На крайне выгодных условиях! Я мог бы это для вас устроить.
Меня его слова возмутили до глубины души.
— Для вас это, может, и выгодно! — воскликнула я. — А нам какой смысл занимать деньги, чтобы заплатить долги?! Какая глупость, ей-богу!
Мистер Добрый Глупец начал лепетать, что просто хотел нам помочь. Я упрямо настаивала на том, что это подлая уловка, чтобы ободрать бедняков как липку. Тут матушка, наконец собравшись с духом и с мыслями, встала. Как ни странно, огромный живот добавлял ей суровости.
— Спасибо, Мэри. Я сама разберусь с ними, — сказала она, окинув гостей мрачным взглядом, и в довольно резких выражениях потребовала, чтобы они дали ей время подумать, как уладить все эти дела. А потом начала бранить их за жестокость к несчастной вдове, у которой к тому же совсем скоро родится малыш, и так доняла их своими причитаниями, что те наконец не выдержали.
Кивнув и что-то промямлив в свое оправдание, они торопливо ушли. Мистер Спраг и вовсе, как говорится, поджал хвост.
Матушка захлопнула за ними дверь и повернулась к нам с Джозефом. Она с силой ударила по столу ладонью и на миг прикрыла глаза, а потом распрямилась как жердь.
— Нужно придумать план, — сказала она. — Возможно, нас и впрямь ждет крах, но без боя мы не сдадимся. Пришла пора прежней Молли Мур вернуться в строй! — Она решительно взяла стопку счетов. — Джозеф, ступай в мастерскую и принеси отцовскую счетную книгу. Наверняка в городе есть те, кто должен
Джозеф согласно кивнул.
Я посмотрела на матушку с уважением. Никогда еще я не замечала в ней такой решимости и твердости. Мы встретились взглядами.
— Что же до тебя, юная мисс… Боюсь, если мы и впрямь хотим выбраться из этой ямы, в которой оказались из-за вашего отца, тебе тоже придется найти работу. Стать судомойкой, к примеру.
Сердце мое словно льдом сковало, а щеки вдруг жарко запылали.
— Нет, матушка! Нет! Я могу зарабатывать продажей окаменелостей.
Матушка покачала головой:
— Не говори глупостей, Мэри. Наслушалась ты отцовских россказней…
— Но он ведь и впрямь зарабатывал! Согласись! А я смогу выручить и того больше! Мне торговля дается куда легче, чем ему. Не веришь — спроси у Джозефа! К тому же я ведь тебе дома понадоблюсь, когда… — я выразительно указала на ее огромный живот, — когда ребенок родится на свет. Разве не лучше, чтобы я помогала тебе дома, а в свободное время искала окаменелости?
— Она права, матушка, — подал голос Джозеф. — Диковинки на берегу она легко отыскивает, а деньги у богатеев выманивает куда ловчее, чем отец.
Матушка вздохнула.
— Я и по дому буду тебе помогать. Даже чаще, чем прежде. Матушка, ну пожалуйста! Прислугой я быть все равно не смогу — нет у меня к этому склонности. Если меня вообще возьмут на такую работу, то выгонят в первый же день за то, что пререкаюсь, или еще за что-нибудь. Ты же знаешь, я совсем не умею
Матушка снова вздохнула.
— И то верно. Не понимаю только, чем тут гордиться. Что ж, может, тебе и впрямь удастся превратить свои недостатки в достоинства. Поглядим. У тебя есть ровно год, чтобы меня переубедить. Не больше.
— Как я рада, что ты передумала! Я…
— Вот только не вздумай переступать черту дозволенного, Мэри Эннинг, — строго перебила матушка. — Уж кого-кого, а
Оказалось, что у нас и впрямь есть должники. Эти деньги не спасли бы нас сразу от всех напастей, но с их помощью вполне можно было прогнать с порога самых докучливых кредиторов и избежать работного дома. Вот только не все должники тотчас же вернули нам деньги. Чем они были богаче и могущественнее, чем выше было их положение в обществе, тем неохотнее они платили по счетам. На сборы всей суммы у матушки ушло недели две, не меньше.
— Порой мне кажется, что они думают, будто оказывают
Матушка с выросшим до устрашающих размеров животом (ребенок должен был родиться уже совсем скоро) преследовала наших должников по пятам. Если они отказывались оплатить счет, принесенный ею к черному ходу, матушка подходила к ним прямо на улице или являлась к парадной двери и начинала колотить в нее, требуя тотчас же вернуть ей все до последнего пенса.