Молния. История о Мэри Эннинг

Я углубилась в чтение оглавления. «Предмет изучения в рамках теории Земли. Деление пород на слои­стые и неслоистые». Все это были непонятные, совершенно незнакомые слова. Но когда я прочла их, мне показалось, что мое тело вновь пронзила ослепительная молния. Толпы маленьких Мэри в моей голове восторженно запрыгали, им не терпелось поскорее сесть за книгу.

Я прижала подарок к груди и повернулась к миссис Сток.

— Спасибо вам! Спасибо!

Другие слова на ум не шли, но миссис Сток хватило и этих. С довольным видом она снова погладила меня по руке.

— Славная ты девочка, Мэри. И особенная. Твой отец отлично это видел. Видит и матушка. И я тоже.

С этими словами она ушла, оставив меня наедине с новым сокровищем. Я укуталась в шаль поплотнее и стала читать.

Если честно, текст оказался непонятным. Он пестрел незнакомыми словами, названиями камней и пород, которые ни о чем мне не говорили. Я пролистала несколько страниц и наконец мой взгляд зацепили два слова: «Ископаемые кости». Я жадно прочла заголовок: «О костях, которые можно найти в рыхлом грунте». По телу пробежала дрожь. Я перевернула еще несколько страниц и с восторгом прочла следующий заголовок: «Геологические теории Кирвана и де Люка».

А ведь я виделась и даже общалась с мистером де Люком! Может, он и впрямь придумал слово «геология»? Впрочем, с первых страниц было ясно, что мистер де Люк и мистер Хаттон не ладили и по-разному смотрели на науку и религию.

Трудно было разобраться, о чем тут шла речь, но, судя по всему, некоторые считали, что наша планета возникла благодаря воде, а некоторые — что ей дал начало огонь. Первые звались нептунистами, а вторые — плутонистами. Мистер Хаттон скорее принадлежал к плутонистам, хотя и открещивался от этого названия, потому что оно казалось ему чрезвычайно глупым.

О Боге в этой книге ни разу не упоминалось, как и о том, что Он сотворил весь наш мир.

В ней были лишь споры ученых о теории возникновения Земли. Они рассуждали о религии, но о Боге не говорили. Возможно, они вовсе не верили тому, что написано в Библии.

Я захлопнула книгу. Надо срочно написать Генри про книгу о происхождении Земли. Рассказать, что это самая страшная, сложная и удивительная книжка на свете, а еще пообещать, что я непременно прочту ее втайне от всех и поделюсь с ним новыми знаниями.

Я отыскала последние клочки бумаги, надежно спрятанные мною, чтобы матушка не пустила их на растопку, и начала строчить письмо. Я страшно торопилась, нужно было управиться до темноты и до возвращения матушки с Джозефом. Казалось, голова вот-вот лопнет от мыслей, идей и теорий, от изумления и радости. У меня теперь есть настоящая научная книжка! Закончив письмо, я вдруг поняла, что Генри едва ли сможет его прочесть. Почерк был неразборчивым, а чернила мало того что размазались по бумаге, но еще и размочили ее до дыр. Скомкав письмо, я бросила его в очаг, подложила несколько дров миссис де ла Беш и разожгла слабенький огонь, не дожидаясь матушки и брата.

Пламя ярко вспыхнуло и на несколько мгновений осветило темную комнату, а потом погасло. У меня остался последний клочок бумаги. Нужно сберечь его для писем поважнее.

Матушка и Джозеф вернулись. Покончив со скудным ужином, мы сидели в тишине. Я посмотрела на Джозефа — бледного, исхудавшего. Холод, голод, смерть отца — все это едва не сломило нас. Год тысяча восемьсот десятый от Рождества Христова хотелось вовсе вычеркнуть из памяти. Тысяча восемьсот одиннадцатый тоже начался печально — с очередных младенческих похорон. И все же книга, спрятанная в складках моего платья, успокаивала меня, заставляя поверить: перемены не за горами. Это чувство с каждым днем только крепло, и вскоре я поняла, что пришло время вновь заняться поисками сокровищ.

Как-то вечером, когда матушка уже спала, я шепнула Джозефу:

— Завтра. На рассвете. У Черной Жилы. По рукам?

Он кивнул, и в лунном свете я увидела, как в его глазах заплясали озорные огоньки. Может, и он чувствовал, что нас ждут огромные чудесные перемены?

Утро выдалось сумрачным и промозглым; морской туман повис над городом, словно гигантская рыболовная сеть, из которой никак не выбраться.

— Может, в другой день сходим? — предложил Джозеф, когда мы вышли на крыльцо и не увидели в тумане церковный шпиль.

Я покачала головой:

— Нет. Идти нужно сегодня. Нутром чую. Нас ждет что-то удивительное. Я это точно знаю.

Джозеф только плечами пожал. Он уже давно усвоил, что спорить со мной бесполезно.

Море не знало устали. За то время, что нас не было на берегу, оно отвоевало себе добрую часть тропы, ведущей от церкви к скалам. Там, где раньше на недосягаемом расстоянии от прилива тянулась извилистая дорога на Чармут, теперь не было ничего, кроме груды земли и камней, то и дело падающих в море.

Нам пришлось идти в обход по крутому высокому краю берега. Земля то и дело осыпалась у нас под ногами, башмаки без конца вязли в грязи. Из-за густого влажного тумана у нас быстро промокла одежда, а тяжелый и плотный воздух мучительно сдавил легкие.