Молочная даль

– Я займусь тобой завтра, обещаю – заверил мужчина, обращаясь к яблоне, поглаживая ее ствол, словно ласковую кошку. Обжигающий холод перестал быть для вдовца чем-то материальным. Рука онемела еще до того, как он это осознал. Но это уже было неважно. Слова заплетались все больше и обращаясь к яблоне, по большей части мужчина убеждал лишь самого себя в том, что он говорит.

– Ты прекрасно сохранилась, детка – говорил Михаил, томно оглядывая семейное дерево.

Сама яблоня выглядела просто великолепно. Особенно хорошо эта красота проявлялась в летнее время. Ствол дерева был довольно широкий с нескончаемыми ветвями, поэтому оно занимало половину площади всего заднего двора.

Крона яблони была по-настоящему широкой и расстилалась во все стороны, а плоды, которые созревали к летнему сезону, всегда напоминали Михаилу веснушки на прекрасном девичьем лице. Сейчас, конечно, с наступлением осени листья давно опали, но это не умоляло красоту дерева. Хотя чутким уходом за своей яблоней вдовец уже никак не мог похвастаться.

В свое время супруги испытывали настоящее удовольствие, собирая долгожданные плоды и употребляя их для различных блюд. Коронным блюдом в семействе, с приходом лета, всегда являлся яблочный пирог и хотя Михаил не любил сочетание выпечки и фруктов, эту стряпню он уплетал за обе щеки с самым неподдельным удовольствием. Его искренний аппетит делал Анну счастливой, а сам мужчина был счастлив просто от того, что находится рядом с такой женщиной. Но сейчас… что ему оставалось сейчас?

«Прости меня, моя старушка» – сказал вдовец и снова принялся нежно поглаживать яблоню.

Если бы он мог, то непременно сжал ее сильнее. Сжимал бы все крепче и крепче, пока не слился воедино с деревом и окончательно не ушел в свой выдуманный мир, в который так часто любил уходить, разглядывая свою любимую яблоню. Рядом не было никого и даже образ родного сына стал для мужчины расплывчатым и мутным.

– Я совсем перестал уделять тебе внимания – продолжал вдовец, забывая обо всем.

Головокружение от выпивки, как некстати, вернулось к Михаилу довольно резко, и он чуть было не упал на землю. Возвращая утерянное равновесие, вдовец попытался еще раз провести рукой по стволу яблони. Однако теперь эта попытка не увенчалось успехом и сделав выпад руки в пустое пространство, мужчина все же рухнулся на землю, упав на колени. По его губам предательски пробежала дрожь.

– Вот значит как, да? – тихо произнес он, не поднимая головы – Вот как ты решила? Просто уйти? Хороший выбор, ничего не скажешь?!Здорово, наверное, находиться там, на небесах. Так высоко, что даже и не видишь тех проблем, которые остались висеть на мне. Настоящих, черт его дери, проблем!

Теперь Михаила буквально распирало от злобы и от былых воспоминаний о светлом прошлом не осталось и намека.

– Да, конечно, ты не видишь, как твой сын передвигается на инвалидной коляске. Ты не увидишь, как твой дорогой «Рассвет» снесут к чертовой матери. Ты всего этого не видишь, Анна. А знаешь почему?

Мужчина поднял глаза к самой вершине кроны яблони. Из-за холода его нос и щеки приобрели сине-красный оттенок, а из глаз снова потекли слезы.

Шмыгая носом, он почти что перешел на крик:

– Потому что ты никчемная сука! Ты ушла, а разгребать это дерьмо приходиться мне! Это самый легкий… подлый путь! Ты гадина! Чертов слабак!

Самое страшное для Михаила было признать, что он искренен. В этот самый момент. Каждое из его слов казалось постыдным и недостойным мужа, который любил и все еще любит свою покойную жену, однако правда была неоспорима. Со временем он только больше убеждался в своей правоте, хоть и не произносил этого вслух. Но все было именно так. Анна сбежала. Избрала самый легкий из путей, пока сам Михаил оставался нести на себе мирской груз последствий. В эти моменты осознания подобного предательства, он ненавидел Анну. Он был почти готов ее убить. Но ведь и этого она ему не дала, ведь так?

На улице вечер был готов сменить ночь. Не самое лучшее время для пьяных выкриков, но и не столь позднее, чтобы вызвать у соседей какие-либо подозрения. Михаил был уверен, что сын его не слышит, потому что скорее всего тот уже спал, а если и нет, то в любом случае окна подростка выходили на другую сторону дома и уж точно были закрыты. Окна были закрыты почти все время в период холодов. При столь плачевном состоянии Кости, любая простуда могла скосить его напрочь и тогда Михаилу точно пришлось бы брать больничный.

Окна были закрыты в этот день, как и в любой другой и вдовец помнил об этом, а потому продолжал выпускать эмоции.

По большей части он уже и не говорил вовсе, а лишь тихо плакал, пропитывая слезами собственные колени. Пальцы рук уже начали окоченевать, но мужчина этого уже давно не замечал.

Сидя на коленях, Михаил проплакал еще несколько минут, пока слезы попросту не кончились, а всхлипы не начали затихать. Мужчина опустошенно смотрел на укутанную инеем холодную землю, как если бы смотрел на отражения собственной жизни.