Казалось улыбка подействовала. Пассажирка такси задумчиво смотрела в окно. Возможно она и хотела прервать разговор, но слова уже вылетели из ее уст и теперь ей было просто необходимо выговориться. Главное не останавливаться и не отрывать свой взгляд. Казалось, если Ирина все же сделает это, оторвет свой взгляд, то ее мысли обрушатся на нее и это вернет ее в реальность. В реальность, где даже самая сильная женщина способна разрыдаться от чувства неизбежного.
– У Ксюши выявили хроническую лейкемию, – продолжила она, как ни в чем не бывало, словно речь шла о находке археологов. – Поначалу о болезни даже никто и не знал. Разве это можно узнать, если ребенок активен и чувствует себя прекрасно? А потом… потом ее начали мучить боли в животе. Моя дочь, Мила, лечила Ксюшу, как если бы у нее было простое отравление. Это действительно походило на отравление. Ксюша чувствовала слабость и часто потела. Но когда ей начали ощупывать живот, Мила буквально почувствовала каждый сантиметр печени своей дочери, настолько она выпирала и была огромна.
В этот момент одна из проезжающих мимо машин резко просигналила куда-то в даль. Ирина вздрогнула, первый и последний раз показав свою беззащитность перед всем происходящим. К горлу Михаила подступила резкая порция злобы. Внезапный звук заставил боль в висках наступить с новой силой. Заставил пассажирку замолкнуть. В голове таксиста даже промелькнула мысль о том, чтобы высунуться из окна и крикнуть в ответ водителю что-то мерзкое.
А возможно даже выйти из машины и показать, что бывает с теми, кто отвлекает людей от их исповеди.
Однако Ирина же взяла себя в руки и продолжила свой рассказ. Она чувствовала: идти нужно до конца.
– Мила испугалась. По-настоящему. В следующий час они с Ксюшей уже ехали в больницу, и моя дочь просто молилась, чтобы это оказался не цирроз печени или что-то еще. И Бог ее услышал. О, он приготовил для моей девочки нечто куда более
В этот момент чувство злости исказило лицо пассажирки такси. Теперь она казалась по-настоящему неказистой, даже уродливой женщиной. Найдя в себе силы, она снова оторвала свой взгляд от окна и взглянула на Михаила через зеркало в салоне.
– Почему Господь допускает это?
Слова, произнесенные Ириной, заставили Михаила сжать свои челюсти так сильно, что скрежет его зубов могли услышать, должно быть, даже прохожие с улицы. В словах этой женщины читалась боль. Ее было так много, что на фоне ее спокойствия и хладнокровия, она будто бы приумножалась, уничтожая все изнутри. Мужчина чувствовал ее, потому что ни сейчас, ни когда-либо после, он бы не был в силах ответить на этот вопрос. Почему Господь допускает это? Михаил не знал. Должно быть, не знал никто на всем белом свете. Но, как оказалось, отвечать на вопрос и не понадобилось.
– Я похоронила своих родителей – продолжала пассажирка такси. Ее голос дрожал и в порыве нахлынувших чувств она снова заглянула в экран телефона, рассматривая свою умирающую внучку. В этот момент она смотрела не просто на своего близкого родственника. Она смотрела на нечто сакральное. На то, что сможет понять лишь она одна. На то, что дает ей силы. – Я похоронила своего мужа. А теперь… у Ксюши терминальная стадия. Все произошло так быстро. Мы думали химиотерапия помогает, но потом… нам сказали, что пересадка костного мозга было бы единственным, что спасет нашу Ксюшу. Но уже слишком поздно и…
В этот момент Ирина посмотрела на Михаила в последний раз. Ее следующий прощальный взгляд он увидит, только при расчете за проезд.
– И теперь бабушке предстоит похоронить собственную внучку. Так почему Господь допускает это? Он испытывает меня? Хочет что-то донести? Донести с помощью мертвых тел самых близких мне людей? Я должна понять весь его замысел, держа на руках тело своей внучки? Своей маленькой Ксюши? Я не понимаю, за что… я…я…
И на этом все закончилось. С каждым новым «я», она улыбалась все шире, а вдовцу становилось на душе все хуже. А потом слова просто закончились. С одной стороны, это очень обрадовало Михаила. Если бы женщина продолжила говорить дальше, то он бы просто не выдержал и вогнал свою Mazda в ближайший столб. Нет, это уже была не просто инвалидность. Это не Костя. Это ни недуг. Это смерть. Медленная смерть