Молочные зубы

Сюзетта помнила, как одиноко ей было в детстве. Она очень хотела сестру, человечка, с которым можно было бы играть и который понимал бы, что приходится терпеть дочери женщины, подверженной депрессиям. В возрасте Ханны она придумала себе альтер эго и назвала его Даниэль. Начиная какую-нибудь настольную игру за запертой дверью своей комнаты, она ходила красными за себя и синими – за Даниэль, перебегая от одного конца доски к другому и делая вид, что не одна. О господи. Когда о себе заявляло сочувствие, она не могла с ним справиться.

Сюзетта приоткрыла дверь. Сложив на груди руки, чуть высунулась наружу – только голова и плечо, – готовая тут же юркнуть обратно, если почувствует хоть малейшую угрозу.

– Если хочешь, можем поиграть вместе: ты будешь бросать, а я – ловить.

Ханна продолжала играть сама с собой.

– Если хочешь, я надую большой мяч, которым играют на пляже.

Из всех игрушек, которые она могла предложить дочери, эта представлялась самой безопасной. Чего-чего, а получить в лицо обручем от девочки она не хотела.

Ханна неожиданно остановилась. Бросила на мать сердитый взгляд и с нарочитым видом почесала нос средним пальцем.

– Ну, как знаешь.

Сюзетта нырнула обратно и закрыла дверь.

Представить, как они будут вечером ужинать за столом, делая вид, что все хорошо, ей было трудно. Если Алекс все еще злится, то их непринужденная болтовня может сократиться до обмена отрывочными фразами. Ханна будет сидеть рядом, смотреть на них и пытаться понять, что означает та или иная ремарка. Сколько всего ее юный ум неправильно истолковал? Наблюдать, впитывать информацию. Искажать ее, извращать. Делать выводы обо всем, что они делали. Но Сюзетта ничего не могла с этим поделать и поэтому взялась готовить ужин. С животом стало получше, ей захотелось картофельного пюре. Если почистить и порезать клубни, это поможет успокоиться. И хотя Алексу не стоило убегать, после тренировки он, возможно, почувствует себя лучше. Может, потом у них получится обсудить варианты и при этом он не бросится защищать Ханну, не выскочит из комнаты.

* * *

После тренировки он принял душ, и у него до сих пор были влажные волосы. Прислонившись к кухонной стойке, он смотрел, как в кастрюле кипит картошка. Сюзетта включила в духовке свет и приоткрыла дверцу, чтобы посмотреть, готовы ли куриные котлеты с пармезаном. Краешком глаза она увидела Ханну, которая стояла по ту сторону стеклянной стены и смотрела на них.

– Извини, – неохотно и без всякого энтузиазма сказал Алекс.

– Одной мне с этим не справиться.

Она громче, чем хотела, закрыла дверцу духовки, чтобы подчеркнуть охватившее ее отчаяние.

Алекс увидел Ханну и помахал ей рукой. Та скользнула внутрь и опасливо остановилась в противоположном конце комнаты. Ее осторожность произвела на него самое тягостное впечатление. Он весь поник, нахмуренные брови выдавали терзавшие его сожаления. Алекс отошел от стойки и поманил девочку руками. Эта сцена напомнила Сюзетте воссоединение двух заблудившихся влюбленных в дешевом рекламном ролике.

– Ох, lilla gumman, я не сержусь.

Ханна тут же сорвалась с места. Алекс подхватил ее на руки.

– Прости меня, солнышко, я на тебя не злюсь. Я злился на школу и на то, что все так получилось…

Он посмотрел на Сюзетту, и в его взгляде было больше раскаяния, чем в словах, обращенных к ней перед этим. Ханна повисла у него на шее, он прижал ее к себе как никогда раньше.

– Ханна, послушай… послушай меня. – Он стал носить ее по комнате и заговорил так, будто она была совсем маленькой, ни в чем не повинной девочкой. – Ты повела себя плохо. И мы с мамой… Нам надо с этим разобраться. С твоей стороны это нехорошо, тебе надо ходить в школу. Я тебя… мы тебя… так любим.

Ханна попыталась опять обхватить его за шею, но Алекс отстранился. Он еще не закончил.

– Я говорю серьезно. Ты уже большая девочка, и мы должны понимать, что происходит. Договорились?

На мгновение Ханна неподвижно застыла у него на руках, ее лицо приняло непроницаемое выражение. Затем посмотрела на Сюзетту, наблюдавшую за ними из кухни. Девочка нахмурилась и уперлась папе в грудь руками, желая, чтобы он быстрее ее отпустил. Он поставил дочь на пол, и она убежала, громко топая ногами по лестнице. Это была вторая победа Сюзетты за этот день: стать свидетелем того, как Ханна продемонстрировала не только свою жестокость, но и пределы терпимого отношения к Алексу.

Она слила из кастрюли с картошкой воду. Он подошел, почесывая бороду и недовольно ворча.

– Хорошо, что у нас есть Беатрикс. Надо будет с ней поговорить. Она ждет нас в понедельник?

– Да, в то же самое время.

– Послушай, это не означает, что… Я до сих пор не уверен, что она причинила этому мальчику вред, но… Знаю, они обращались с ней хорошо, мне не надо было так отзываться о школе.

– Дело не только во мне.

Она стала мять картошку.

– Почему она это делает? Почему лает как собака?

Она почувствовала, что он подошел к ней, – ему было плохо – отставила картошку и взяла его за руки.