На следующее утро, и то лишь потому, что к Майлзу все питали особое доверие, делегаты отправились в правление профсоюза. Их приход ошеломил крэкеров, они глядели на негров, как на привидения. Красные надменные лица выражали злобу и презрение. А негры хоть и нервничали, но держались со спокойным достоинством — растерялись и струсили только один или двое.
— Вы зачем сюда явились, ребята? — спросил рослый крэкер с темными волосами. Ненависть и страх царили в комнате.
Негры молчали. Они поглядывали на Ричарда и пастора. Сначала заговорил пастор, потом Ричард, объяснивший белым цель своего прихода.
— Что же, предложение толковое, я полностью его поддерживаю! Вреда никому не будет! — сказал Оскар Джефферсон. Двое белых одобрительно кивнули. Но какой-то хилый очкастый крэкер заявил, что он не пошел бы в пикет с черномазыми, даже если бы от этого зависела жизнь его матери. Тут вскочил еще какой-то белый, вытащил пистолет и нацелился в негров.
— Если вы, обезьяны, моментально не уберетесь отсюда, я за себя не ручаюсь! Тоже еще, захотелось социального равенства!
Очутившись на улице, пастор Ледбеттер сказал.
— Ну вот, дорогие братья, хоть и прискорбен сей факт, но боюсь, что такова истина: Юг не созрел еще для профсоюзного движения, как не созрел он еще и для царствия божия!
Остальные негры лишь покачали головами. Но Ричард Майлз с горячностью возразил:
— Ко всему Югу это не относится. Негры-то вполне готовы. Это только бедняки-крэкеры, невежды проклятые, учатся делать первые шаги — прошу прощения, ваше преподобие.
Пастор укоризненно посмотрел на Ричарда.
Примерно через неделю, во вторник утром, Джо, Рэй, Бибб Маккей, Хэк Доусон и несколько других негров подходили к главным воротам завода. Вдруг двое белых крикнули им:
— Эй, ребята, убирайтесь прочь отсюда! Никакой работы сегодня не будет!
Но Джо и все негры взялись под руки и, не обращая внимания, пошли вперед, глядя перед собой.
— Вы что, оглохли? Мы бастуем. Работы сегодня не будет.
Пот градом лился с Янгблада. Негры, точно не слыша, продолжали идти к воротам. А белых становилось все больше — шестеро, семеро, и подходили еще. Они преградили неграм путь, не пуская их дальше.
— Послушайте, ребята! Неужели вы не знаете, что мы бастуем?
— Негры не бастуют! — сказал Джо сквозь зубы.
— А с этой минуты будете бастовать!
— Черт, пошли на работу! — сказал Рэй Моррисон и двинулся вперед.
Огромный белый детина толкнул Джо, крикнув:
— Ах ты, черный кабан, сукин сын!
Но Джо стукнул этого белого так, что тот рухнул на колени, а Рэй с яростью ударил его ногой в подбородок. По земле тусклыми жемчужинами рассыпались зубы. Остальные белые мгновенно отпрянули назад, потом кто-то закричал:
— Сволочи черномазые! Сволочи черномазые! Сволочи!
Сбежались остальные забастовщики. Джо, Рэй и несколько других, кулаками расчищая себе путь, добрались до ворот, и здесь под градом палочных ударов, сыпавшихся на его голову и плечи, окровавленный Джо вдруг заметил невдалеке Оскара Джефферсона и услышал, что какой-то белый кричит: «Давай, Оскар! Чего рот разинул? Перебьем этих чертей!» Но Оскар попятился, гневно мотнув головой, и Джо увидел, что его белый друг повернулся и бросился бежать в сторону, навстречу солнцу, бурно и безжалостно встающему над землей в это раннее сентябрьское утро. Теперь белых было гораздо больше, чем негров, и они наступали со всех сторон. Двое негров пустились наутек. Джо увидел, как один белый подбирается к нему с узким ножом, похожим на кинжал. «Конец!» — мелькнуло у Джо в мозгу. Быстро метнувшись в сторону, он своим мощным кулаком ударил белого прямо в челюсть и услышал какой-то треск, но белые зажимали негров в кольцо, и неизвестно, чем бы кончилось, если бы в этот момент не подъехали две машины с полицией и не разогнали забастовщиков. Джо Янгблад не мог опомниться от удивления, что полиция так неожиданно стала на сторону цветных рабочих. С этого дня полиция всегда дежурила у ворот, чтобы негры могли беспрепятственно проходить утром на завод и вечером с завода.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Он не уходил и все глядел в ее огромные прекрасные глаза, перебрасывая обе сумки с книгами из одной руки в другую. Было уже начало ноября, осеннее время, но лето нынче затянулось, и золотистые листья только теперь стали падать; их сгребали в кучи во дворах и палисадниках, отовсюду тянуло гарью и поднимались клубы серого дыма — это жгли листья, жгли лето в сердцах, чтобы оно скорее забылось.
Роб и Айда Мэй стояли возле ее дома. Девушка взглянула на серьезное лицо Роба и отвела глаза. В будущем июне они закончат учение, потому что в школе для негров десятый класс — последний. А в школах для белых учатся как полагается — полных двенадцать лет.
— Я заходил к вам вчера, — заметил Роб, будто вскользь, — и видел твою маму. Она жгла листья перед домом.
Айда Мэй мило улыбнулась своей особенной улыбкой, стараясь смотреть в сторону.
— Да, я знаю, — ответила она, — мама говорила мне, когда я пришла.
— Хм, — промычал Роб. — Мне известно, где ты была. Доподлинно известно! Но я ничего не сказал твоей матери.