Молодая кровь

— Хорошо, мисс Сладкая, я буду у тебя завтра вечером. — С башни ратуши в центре города донесся музыкальный бой часов. «Без четверти восемь, — подумал Роб. — Сейчас надо бежать, иначе не поспею на работу».

Вечером Роб отправился к Ричарду Майлзу проведать его и попросить на воскресенье машину, но оказалось, что Ричард уехал до понедельника в Атланту.

В воскресенье была чудесная, ясная погода, такая, какая и должна быть в воскресный день. Роб работал с лихорадочным волнением, то и дело поглядывая на большие часы в вестибюле. Только бы не очутиться где-нибудь на верхнем этаже, когда пробьет восемь, потому что он откажется работать даже лишнюю минуту, кто бы там его ни заставлял. Он только что проводил в номер приезжего и, вернувшись на свой пост, взглянул на часы: четверть второго! А ему-то казалось, что уже по крайней мере шесть. Остается еще почти семь часов до конца работы. Около половины третьего он побежал в раздевалку, решив, что уже наверняка восемь. Ему так не терпелось уйти из гостиницы к Аиде Мэй, что даже ноги заныли, во рту пересохло и начало стучать в висках. Нет, он больше не может ждать! Роб нашел Лероя и пожаловался, что у него ужасная головная боль и, видимо, жар; он не в силах больше работать и просит отпустить его. Лерой ответил: «Попробую что-нибудь устроить» — и, когда Роб вернулся к нему через несколько минут, сказал: «Ладно, иди. Передай матери — пусть хорошенько тебя полечит».

Лерой никогда еще не встречал такого необыкновенного больного, как этот. Старик покачал головой и усмехнулся про себя, увидев, как Роб в тот же миг резво помчался по коридору и вниз. Наспех помывшись, он начал переодеваться, и его темное лицо сияло такой радостью, точно всякую боль рукой сняло.

Он явился к Айде Мэй в начале четвертого вместо половины девятого, но она была уже одета и ждала его.

Они пошли рядом по Главному шоссе; направо и налево тянулся лес, и в нем царила весна. Роб был теперь высокий, красивый темнокожий юноша, уже испытавший труд, лицом очень похожий на мать: те же узкие, пристально глядящие глаза, обрамленные длинными черными ресницами, резко очерченный нос и нервные губы. Айда Мэй — стройная, с низкой талией — была тоже довольно высока ростом — пять футов шесть дюймов; глаза ее, большие, темные, беспокойные, не изменились с детства, и красивый изгиб рта, нос и кругленький подбородок оставались такими же, какими запомнились Робу с ранних лет.

Еще когда они малышами учились вместе в первом, втором и третьем классах, Роб по-своему любил ее. «Щенячья любовь», — говорили взрослые. Роб вспоминал, как хорошела Айда Мэй с годами и как рано начали ухаживать за ней старшие ребята, а он безмолвно страдал от мучительной ревности. Он вспоминал свой побег из дому, вернее, попытку убежать, и как тогда Айда Мэй просила его поделиться с ней своим горем, но он ничего не хотел ей говорить из гордости и из любви к матери. Он вспоминал, как обычно после занятий провожал Айду Мэй домой и нес ее книги; но особенно ясно запомнился ему тот день, когда он получил от нее письмо, касающееся Бетти Джейн Кросс.

Они остановились, Роб пристально посмотрел на ее выразительное коричневое лицо, заглянул в глаза и взял обе ее руки в свои.

— Давай свернем с дороги, войдем в мой лес. В это время года там особенно красиво.

— Сомневаюсь, удобно ли это, Роб. Ты знаешь, как любят сплетничать про учительниц. Нам приходится следить за каждым своим шагом. Тем более в деревне. Ты себе даже не представляешь.

— Нет, Айда Мэй, представляю. И просто иной раз удивляюсь: черт возьми, почему это люди такие злые и такие отсталые?

Она иронически усмехнулась:

— Мир жесток к неграм и негритянкам. Роб стиснул ее руку.

— Ну как, мисс Сладкая, хочешь погулять в собственном лесу Янгблада?

Оба смотрели на лес, одетый пышной яркой зеленью.

— Я хотела бы погулять в твоём лесу, Роб, но…

— Ну так пойдем, и не тревожься! — сказал он. — Никто ничего не узнает. Мои лесные друзья никому не разболтают.

Она рассмеялась.

— Что ж, пойдем.

Они гуляли и разговаривали, потом, умолкнув, прислушивались к лесным звукам. Все здесь заросло буйной зеленой травой, кругом высились, сверкая изумрудной листвой, старые и молодые деревья и совсем юная поросль; повсюду пестрели полевые цветы, пели птицы, назойливо стрекотали сверчки и кузнечики и всякие невидимые твари под ногами. Высоко на тополе трудолюбивая, как пчелка, малиновка вила себе гнездо; птица пересмешник оглашала лес причудливыми звуками; две белочки играли друг с другом в прятки. Роб и Айда Мэй были так очарованы красотой леса, что позабыли обо всем. Счастливое, пьянящее чувство свободы охватило Айду Мэй. Они вышли на маленькую полянку, расчищенную кем-то, по всей вероятности для пикника, и тут остановились под елью.

— Присядем, мисс Сладкая, и отдохнем немножко. Я велел моим слугам расчистить это местечко специально для нас.

— Благодарю вас, мистер Янгблад! Поверьте, я очень ценю ваше гостеприимство!