Молодая кровь

В половине восьмого Роб решил, что, пожалуй, не стоит переодеваться и выходить на улицу на какие-то полчаса. Но все-таки вышел и был рад этому. После долгого рабочего дня в убийственной жаре гостиницы Робу показалось, что на воздухе дышится легче, чем в помещении, хотя даже в этот поздний час на улице невыносимо парило. Роб пошел по Гарлем-авеню и выпил в киоске стакан газированной воды. На ходу с кем-то здоровался, с кем-то остановился перекинуться словом, но путь держал на окраину, чтобы хоть несколько минут побыть в одиночестве и поразмыслить о своих делах. Долго ли придется ему работать в гостинице? Потом подумал об Айде Мэй, и о женитьбе, и еще о том, что, возможно, через год в эту пору он будет где-нибудь на Севере — ведь он решил поступить в колледж, стать юристом и посвятить себя защите гражданских прав. А как же товарищи по работе, профсоюз? Но они ведь не хотят никакого профсоюза; а его самого, по всей вероятности, скоро уволят! Недавно Роб выписал из Вашингтона справочник по американскому трудовому законодательству. Он прочел его от корки до корки, изучил все параграфы, написанные высокопарным слогом, и уяснил совершенно точно, что увольнение работника нанимателем за профсоюзную деятельность является противозаконным. Но для него не было секретом, что важные крэкеры в Джорджии плевать хотели на законодательство, трудовое или какое бы то ни было, особенно когда дело касалось прав негров. Мысли Роба вдруг нарушил бой часов на здании суда: восемь! Он уже на полсекунды опоздал на работу! Роб повернул обратно и бросился бегом по Гарлем-авеню. Потом, тяжело отдуваясь, прошел быстрым шагом несколько кварталов и, чувствуя, как устали ноги, подумал: «К черту все, что я за дурак — бежать на работу! Когда приду, тогда и приду, а если будут недовольны, тоже беда невелика!»

Придя в гостиницу, Роб сразу же направился в номер мистера Оукли. Ему отворила дверь миссис Оукли и велела войти. Роб вошел и начал заниматься приготовлением к вечеру, тревожно думая: «Куда к черту делся мистер Оукли?» У молоденькой миссис Оукли было записано на листке бумаги с миллион поручений для Роба. Он сбегал за вином, притащил горы льда и огромное количество бутылок содовой воды. От беготни у Роба пересохло в горле, и, улучив минутку, когда миссис Оукли отвернулась, он налил себе стакан содовой и выпил. Потом спустился на кухню и проверил, приготовлены ли закуски. Воротившись в номер, он помог миссис Оукли передвинуть мебель, вернее, передвигал-то он один, а она с опасным для Роба дружелюбием милым голоском отдавала распоряжения, расхаживая по номеру в прозрачном халатике, надетом поверх очень тонкого чехла; она то и дело невзначай опиралась на его плечо, соображая, как повернуть кресло или кушетку, тревожа Роба ароматом дорогих духов. Роб старался быть поменьше возле нее и в ожидании, пока соберутся гости или вернется ее супруг, пользовался любым поводом, чтобы отлучиться из номера.

— Ну, все в порядке. Можешь теперь отдохнуть. Пo-моему, у нас все готово, — сказала миссис Оукли, когда Роб закончил все дела в кухне.

— Благодарю вас, миссис Оукли, — ответил он. — Я пойду вниз, передохну немножко. Как только придет мистер Оукли и соберутся гости, кликните, пожалуйста, по телефону коридорного номер семь.

Женщина поглядела на его озабоченное лицо.

— Для чего такая канитель? Сиди здесь и отдыхай на здоровье!

— Нет, мэм, мне необходимо отлучиться на минутку. Я кое-что оставил внизу и только сейчас вспомнил. — До чего же противно вести себя угодливой обезьяной, дядей Томом! Ведь он же мужчина!

— Ты вспомнил! — протянула она насмешливо. — Ну и что же? А я вот тоже сейчас вспомнила, что ты на полчаса опоздал, хотя ты обязан находиться здесь с восьми часов до самого конца. Такое было, кажется, условие. Поэтому займись-ка делом, налей два бокала виски с содовой, а я пойду надену платье, и не смей уходить! У меня есть для тебя поручения.

Миссис Оукли ушла в спальню, а Роб направился в буфетную, наполнил бокалы, принес их в гостиную и, поставив на столик для коктейлей, удалился, решив посидеть в буфетной, пока его не позовут.

Миссис Оукли, одетая в длинное платье из модного нью-йоркского магазина, стояла посреди гостиной, держа в руках бокалы. Один бокал она подала Робу.

— Пей, Номер Семь! — сказала она. — Виски тебя подбодрит, а тебе как раз не хватает бодрости. Впереди еще целая ночь — наработаешься!

Роб взял бокал и пошел было в буфетную.

— Что ж ты, Номер Семь, ничего не скажешь? Роб повернулся к ней, чувствуя жар во всем теле.

— Я вас не понимаю, — пробормотал он.

— Как это не понимаешь? Я тебя угощаю, а ты берешь бокал и уходишь. Что это такое? Разве это вежливо? Ну, что нужно сказать?

— Благодарю вас, мэм, — промямлил он, испытывая огромное, но унизительное облегчение.

— На здоровье, сэр, мистер Седьмой Номер! — Она рассмеялась. — Зачем ты уходишь в буфетную? Здесь тебя никто не укусит. Присаживайся, мистер Седьмой Номер. Садись!