— Послушай, старушка, для меня лично и еще для многих людей в этом городе имя Хэнк очень много значит. Особенно для женщин, работающих с ней в ресторане. Поэтому советую тебе относиться к ней с уважением, а не так, как принято у нашего брата. Сам знаешь, что ребята в общежитии болтают о женщинах, как они им лгут, смеются над ними: эта дура набитая, та дура набитая… А с Хэнк ты так не смей, я этого не допущу…..
— У меня в отношении Хэнк самые серьезные намерения, — сказал Ричард. — Так что, Рэнди, можешь не беспокоиться!
В одну из суббот на исходе мая Чарльз Генри Майлз познакомился с Хэнк Сондерс. За обедом он держал себя очень вежливо, был любезен и предупредителен. После обеда все втроем: он, Ричард и Хэнк — пошли в кино на Ю-стрит.
— Твое общежитие ведь близко, — сказал Чарльз Майлз сыну, когда, проводив Хэнк до дому, они остались одни. — Давай пройдемся пешком. Вечер-то какой замечательный!
— Ладно, — ответил Ричард, догадываясь, что предстоит разговор.
— Хэнриетта — очень милая девушка. Очень, очень симпатичная молодая особа, — начал отец.
— По-моему, тоже.
— Она живет с семьей?
— Нет, да у нее, собственно говоря, и нет никого. Она одинокая.
— Жаль ее, — заметил отец. Ричард промолчал.
— Она тоже учится в университете? — продолжал допрос отец.
— Нет.
— А где же — в педагогическом училище?
— Нет, отец, она нигде не учится.
Они свернули на залитую неоновыми огнями Ю-стрит, полную автомашин и пешеходов — белых и негров.
— О, понимаю, — сказал негромко Чарльз. — Значит, служит в каком-нибудь правительственном учреждении?
Сын остановился и посмотрел на него.
— Что ты, отец, ходишь вокруг да около? Давай уж лучше начистоту. Я готов тебе все о ней рассказать. Она кончила среднюю школу, а дальше учиться у нее не было средств. Она работает в ресторане в центре, трудится как проклятая целый день, но она в пятьдесят раз лучше, чем все эти девицы из университета, у которых только один интерес в жизни — как бы отбелить свою кожу. — Ричард так волновался, что не мог говорить. — Отец, она замечательный человек! В ней нет ни капли эгоизма, она добрая, она умница. Никакой колледж не научит тому, чему я от нее научился.
Глаза отца растерянно забегали.
— Понимаю, — пробормотал он, идя дальше рядом с Ричардом. — Да ты не волнуйся, сын! — До самой Джорджия-авеню шагали молча, потом отец заговорил: — Все равно, Ричард, тебе рано думать о женщинах, у тебя еще вся жизнь впереди. А теперь надо запасаться знаниями, и пусть никакая сила тебе не мешает. Никакая решительно. А уж когда будут у тебя знания, никто их не отнимет. Профессия — это
главное… Профессия… Вот станешь адвокатом, тогда самое время будет интересоваться женщинами. Выберешь любую, себе подстать. Такую, какая способна подняться по общественной лестнице вместе с тобой. А пока, Ричард Вендел, ты должен быть осторожен. Держи себя все время в руках! Бывают такие обманщицы женщины!
Пот заливал глаза Ричарда, он шел, как слепой.
— Ты не прав, отец, когда так говоришь про Хэнк! Перестань! Ты сам не знаешь, что выдумываешь, и я не хочу слышать ни одного слова!
— Но послушай, Ричард…
— Отец, я не собираюсь тебя обижать. И сердиться на тебя не хочу, так что давай прекратим разговор о Хэнк!
— Ладно, ладно, Ричи. Только еще раз напоминаю: будь осторожен.
— Отец, ты женился на маме, когда вы оба были очень молоды. И что: ты жалеешь об этом? Скажи, жалеешь? Она тебя не обманывала. А ведь тоже не училась в колледже!
— Я тебе одно говорю, сын: раньше добейся своей цели. Закончи образование. Получи профессию, создай себе независимое положение, обеспечь постоянный заработок. Я не хотел тебе говорить, но у нас уже больше нет нашего киоска, пришлось закрыть его. Мы потеряли все, что у нас было. Думал не огорчать тебя, но я очутился на улице и приходится снова идти внаймы к белым. Помогать им наживаться.
Ричард боялся глянуть отцу в глаза. Он вспомнил, как его гордый отец бросил службу и открыл маленький кондитерский киоск за квартал от метро.
— С того дня, когда я еще юношей приехал сюда на Север, — продолжал Генри Майлз, — я все время боролся за то, чтобы добиться хоть мало-мальски обеспеченной жизни. И вот сейчас это так же далеко от меня, как тогда. Это… это просто несбыточная фантазия… А ведь я еще не старик, но я устал, сын, а мать больна. У нас обоих нет уже больше никаких сил.
Ричард посмотрел в затуманенные отцовские глаза, чувствуя, как его самого начинают душить слезы. Он украдкой отвернулся, вытер глаза, потом обнял отца и повел его в общежитие.