Молодая Раневская. Это я, Фанечка...

Случались и неудачи. Не лично у Фаины, а у труппы в целом. Постановку пьесы Александра Файко "Человек с портфелем" раскритиковали за идеализацию образа главного героя профессора — лингвиста Гранатова, приспособленца и карьериста, ради своей выгоды не останавливающегося даже перед убийством. Больше всего, конечно же, был "виноват" сам автор, который вывел в пьесе сильный характер, а не схематически-карикатурный образ врага. Гранатов, использующий науку для того, чтобы максимально комфортно устроить свою жизнь, умен и хитер. Он умеет добиваться своего и производить нужное впечатление, умеет притворяться. Гранатов демагог. Гранатов — мелодраматический злодей, который шагает к своей цели по трупам. Трупов на его совести целых три! Гранатов убивает Лихомского, который может разоблачить его темное прошлое. Гранатов доводит до самоубийства Ксению, женщину, которая его любила, и профессора Андросова, которого он предал и оклеветал. Гранатов — идейный враг. Он насмехается над святая святых, над коммунистической идеей. "Идеи коммунизма? О, ты будешь играть этими побрякушками…" — говорит он, поучая юного Гогу, мальчика, выросшего в эмиграции.

Но, как уже было сказано, Гранатов умеет притворяться. Для окружающих он превосходный, знающий, инициативный научный работник. Таким он и предстал перед зрителями. Никакой "идеализации", простое следование тексту и идее пьесы.

Какой смысл показывать разоблачение того, кто в этом не нуждается, того, в ком с первого взгляда угадывается враг. Представляйся Гранатов людям в истинном свете, он бы не смог достичь всего того, чего он достиг. Давно бы арестовали.

Из добротной пьесы хороший режиссер и сильная труппа сделали яркий спектакль. Фаина играла Зину Башкирову, советующую Гранатову "не оглядываясь, идти вперед и смело расчищать перед собой дорогу". Зина не понимала, какой зловещий смысл вкладывает Гранатов в эти слова, и не видела его истинного лица до тех пор, пока не подслушала его откровения перед Гогой. Роль Гранатова исполнил замечательный актер Борис Борисов. Ему и Изольдову в первую очередь и досталось за идеализацию контрреволюционера Гранатова. Постановка, в которую было вложено много труда, шла на сцене недолго. Изольдову предлагали заменить Борисова, который был немного староват для этой роли (ему в то время шел пятьдесят шестой год) и создал симпатичный на первый взгляд, "уютный" образ врага, но Изольдов отказался. Замена не решила бы дела, потому что если уж критики начали нападать, то не остановятся, к тому же замена главного героя, если относиться к ней не спустя рукава, а как следует, равнозначна новой постановке — с новым актером все придется пройти заново.

Сезоны в Смоленске оказались весьма выгодными с материальной точки зрения. Управление зрелищными предприятиями, желая во имя спасения театра привлечь и удержать в нем хороших актеров, установило повышенные оклады и премии.

Постановки были качественными и привлекали зрителей. К тому же театр работал на два города — Смоленск и Гомель, что увеличивало сборы, спектакли не успевали приесться, наскучить. При Изольдове аншлаги стали привычными. По выходным в придачу к вечерним давали дневные спектакли. Летом гастролировали в Мариуполе, где не имелось своей постоянной труппы. Неизбалованная зрелищами мариупольская публика ходила на все спектакли по нескольку раз. Изольдов был на дружеской ноге со всеми, от кого зависел коммерческий успех гастролей, начиная с билетеров и заканчивая начальством. Уставали, конечно, потому что играли без отдыха, с выездами в санатории и пансионаты, но зато зарабатывали за летний сезон почти столько же, сколько и за зимний. Купание в море помогало снять усталость. Фаина с Павлой Леонтьевной любили ходить на пляж вечером, после спектакля, когда там никого не было. Ночная прохлада и безлюдье делало купание особенно приятным. Днем было сложнее. Со второго дня их уже начали узнавать на улице в лицо. Некоторые ограничивались довольно-таки бесцеремонным разглядыванием артисток, но находились и такие, кто желал познакомиться, угостить и т. п. Фаина злилась, а Павла Леонтьевна брала ее под руку и говорила своим мягким голосом: "Простите, но мы сейчас как раз репетируем, это у нас такая особенная репетиция на ходу по системе Карабановского". Нахалы отставали. "Кто такой Карабановский?" — интересовалась Фаина. "Не знаю, — смеялась Павла Леонтьевна, — но звучит хорошо, почти как "система Станиславского"".