Следует вспомнить и о других знаменитостях того времени. Помню одного дьякона Московской церкви — Василия Савельева. Он был последовательным борцом с молодежью, которое, с его точки зрения, конечно, вредила нормальной жизни церкви. Ни одну его высоко пафосную проповедь я не запомнил по содержанию. Он запомнился еще и тем, что всегда старался нас прогнать с молитвы после служения. Молодежь после собрания обычно забивалась на какой-нибудь балкон и сразу после собрания начиналась длинная — на час–полтора — молитва. Горячая, искренняя. Многие руководители церкви ничего с этим сделать не могли: не станешь же тянуть за руку молящегося. Оглядываясь назад, я понимаю, что молитва становилась инструментом противления против руководителей, что, наверное, само по себе предосудительно. Мы становились на колени — чтобы труднее было нас стащить с балкона. Потоптавшись вокруг нас, дьяконы и другие люди, следящие за порядком в церкви, уходили. Но однажды Петя Синица, про которого я уже рассказывал, сцепился с Савельевым. Их поединок закончился тем, что они оба кубарем скатились по балконной лестнице — по–моему, до первого поворота. Был скандал. Петра Синицу хотели за этот конфликт отлучить. Только это вспоминается мне в связи с Савельевым. Хотя говорят, что в прошлом он был знаменит.
Запомнился мне Владимир Федорович Брайцев. Он тоже был активным и верным «служакой». Правда, после перестройки он сильно изменился. Был служителем в некоторых подмосковных церквях. Иногда в разговоре они любил рассказать о наших добрых взаимоотношениях. Чего никогда не было. По свидетельству одной сестры, именно он якобы отбирал у Карева конспекты проповедей, когда тот спускался с кафедры в Московской церкви. Он был завхозом в Московской церкви. О нем ходили разные толки, в основном отрицательные.
Я уже упоминал Вениамина Леонтьевича Федичкина. Он изменился к молодежи после того, как Евгений Гончаренко женился на его дочери. Его дети были членами молодежной группы. Он заигрывал с Советом по делам религии. Ответственным чиновникам этого органа очень нравилось, когда число церквей за год уменьшалось и это отражали отчеты. И вот дошло до момента, когда по логике сокращения в областях церквей уже вроде бы быть не должно, а они были. Разгорелся скандал. Данные о сокращении подавали уполномоченные по областям. Вениамин Леонтьевич отвечал за несколько областей. Получилось, что он в угоду власти сократил на бумаге слишком много церквей. Пересокращался! Но это все на уровне слушков. Хотя непосредственно не касалось молодежного служения. Но мы его считали человеком по ту сторону баррикад.
Мы не говорили о Михаиле Яковлевиче — «молодом» Жидкове. Он нес служение пресвитера Центральной московской церкви. По должности он всегда соприкасался с нами. Жидков замечал молодых, в том числе и меня. Он помог мне финансово накануне свадьбы. Он пожертвовал 350 рублей. Но постепенно молодежь отдалялась от него. Давления Совета по делам религии возрастало. Жидков старался наладить отношения с непокорными молодежными лидерами: со мной, с Епишиными. Пригласил нас к себе домой. Нас принимала его жена, Лидия Ильинична, ныне здравствующая. Михаил Яковлевич все равно оставался для нас представителем власти, желающий урезонить и успокоить молодежь своей церкви. Он закончил учебу в Англии и отличался особым методом проповеди что многим молодым людям нравилось. Но общение с ним давалось непросто. Мы наступали, отстаивали свои права: в частности, об избрании дополнительных дьяконов. В мое время в церкви был пресвитер и всего три дьякона. Для такой большой церкви — 5 тысяч членов — этого было мало. Этот аргумент никто не мог оспорить. Власти дали в итоге согласие на избрание дополнительных дьяконов. Появился сначала один, потом второй, а потом — как прорвало. Договорились избрать целую группу дьяконов — чуть ли не двенадцать человек. Мы протолкнули свои кандидатуры: Алексея Кузнецова, Ивана Кораблева, Алексея Громова. Руководство церкви предложило своих шесть кандидатур, которые нас однозначно не устраивали. Но мы пошли на этот компромисс, так как избранный дьякон становился членом руководства. За всех проголосовали единогласно. После собрания ко мне подошел Жидков и говорит: «Все замечательно, но как-то скучно». До этого у нас были жаркие баталии и обсуждения.
Помню первое членское собрание. После служения я вышел под кафедру и сказал: «Братья и сестры, сейчас будет членское собрание». Старушки и другие члены церкви послушно садятся. Михаил Яковлевич опять выбегает на кафедру и говорит: «Нет–нет, братья–сестры, собрание закончено. Расходитесь».
Я выскакиваю под кафедру: «Нет–нет, сейчас будет членское собрание. Кто хочет, тот пусть останется». Народ в основном остался. Ко мне спустился Михаил Яковлевич и мы, как могли, обсудили повестку дня. Так путем открытого неповиновения мы пробивали свои права. После этого членские собрания стали проводиться регулярно, и на них решались самые важные вопросы.