Одной из первых комнат, в которую попадали почетные гости, было круглое помещение –
Прогулявшись по внутреннему двору, посетители проходили один за другим несколько пиршественных залов. Лучшие из них были вымощены мозаикой из речной гальки и небольшими кусочками мрамора, а одной из самых ярких деталей стал цементный пол, окрашенный в красный и охристо-желтый. Стены комнат, судя по всему, также были ярких цветов. Жизнь во дворце представала не в черно-белых тонах, а в великолепных, иногда кричащих красках; вероятно, убранство дополняли картины, статуи, военные трофеи и шкуры убитых на охоте зверей. Те, кого приглашали на почетные ложа в пиршественных залах южного крыла, могли оценить простиравшиеся перед ними мозаики. На одной была изысканная цветочная композиция: центральная розетка окружена спиралевидными усиками, а по краям изображены четыре девушки с цветами. На другой мозаике было представлено, как Зевс в облике быка похищает деву Европу, в честь которой дали имя европейскому континенту. Эта сцена имела особое значение. Как известно, Феопомп заявил: «Европа никогда прежде не рождала такого мужа, как Филипп, сын Аминты»[712]
. Накануне персидской кампании, когда Филиппа манили завоевания на новом континенте, он, возможно, стремился позиционировать себя как владыку Европы. Его дочь от Никесиполис назвали Фессалоникой в честь его победы в Фессалии, а дочь от юной жены Клеопатры-Эвридики – Европой[713]. Празднества были необыкновенными. Пиршественные залы наполнялись смехом, музыкой и танцами, запах жареного мяса витал в воздухе, слуги сновали туда-сюда из служебных помещений, примыкавших к главному зданию с западной стороны, опустошали горшки с мочой и следили, чтобы вино никогда не заканчивалось, в то время как царские пажи изо всех сил старались обслужить огромное количество гостей. Внутренний двор был заполнен множеством лож, ленты и свежесрезанные ветви зелени усиливали атмосферу праздника. Во дворце, в сердце нового мирового порядка, жители разных регионов, от Пелопоннеса до Балкан, рассуждали о политике, философии, искусстве и войне.Филипп был в своей стихии. Царь устроился в комплексе из двух пиршественных залов и общего вестибюля, расположенного напротив главного входа, – в самых просторных помещениях дворца, свидетельствующих о масштабах царственного великолепия Аргеадов. Установлено, что потолки там были двойной высоты, около 11 метров. Вестибюль был декорирован пятью ионическими колоннами и, вероятно, дополнительно освещен сверху из проемов в восточной стене; он мог служить и тронным залом. В каждом примыкающем к нему пиршественном зале хватало места по крайней мере для 30 лож; если учесть, что на пиру обычно на ложе устраивались по двое, в таком зале могли находиться до 120 гостей, хотя при необходимости в вестибюле размещалось гораздо больше приглашенных. Возлежавший на роскошном ложе с пухлыми лиловыми подушками царь дегустировал свежее вино из погреба, поданное в изысканных чашах из драгоценного металла, рассказывал ближайшим сподвижникам занимательные истории и наслаждался принятыми в обществе развлечениями: волнующим словом поэта или лаской одаренной гетеры. Брак между Александром Молосским и дочерью Филиппа Клеопатрой был заключен без каких-либо происшествий или пьяных ссор. Еще один гениальный дипломатический ход царя, укрепивший связи между Эпиром и Македонией, явно удался. Царевич Александр был где-то в толпе благородных гостей, наверное, рядом с отцом, круг его личных друзей резко сократился после дела Пиксодара. Однако разрыв с Филиппом остался в прошлом, и царская семья демонстрировала всем единство, даже несмотря на то, что внутри нее сохранялось недовольство.