Читаем Молодой Александр полностью

Тема стихотворения – стремление к личному совершенству или добродетели (арете) – была лейтмотивом древнегреческого образования. Именно это двигало героями древности, оправдывало их упоминание в мифах, стихах и песнях. Добродетель продолжала оставаться идеалом как для школьников, так и для взрослых, будь то философы, государственные деятели, солдаты или военачальники. В сознании общества стремление к добродетели означало стремление к бессмертию: тело может умереть, но имя живет. Значение стихотворения Аристотеля не могло остаться не замеченным Александром, который равнялся на подвиги героев. Подобно Ахиллу, он обращал взор на восток, где надеялся завоевать славу и богатство.

В стихотворении Аристотель использует еще одно важное слово, которым более поздний историк Арриан характеризует внутреннюю потребность Александра делать и видеть новые и необычные вещи, – потос, страстное желание или жажда. Именно потос заставил его подняться на акрополь Гордия, чтобы исследовать легендарный гордиев узел, потос вынудил его принять решение основать город Александрию в Египте, потос подтолкнул его к экспедиции для исследования Каспийского моря. Это слово воплощает интеллект и далеко идущую любознательность, которую, должно быть, взращивал в юноше Аристотель[393]. Возможно, именно в Миезе перед его взором открылся более широкий мир – не высеченный в камне, а изменчивый, постоянно развивающийся, мир новых открытий, тот мир, где его потос сможет в полной мере реализоваться.

Развитие астрономии, геометрии и математики, наряду с существующей египетской и вавилонской мудростью, позволило греческим интеллектуалам в VI веке до н. э. наметить теоретическую концепцию мира[394]. Позднейшие авторы, в основном опирающиеся на рассказы путешественников и исследователей, дополняли эту первоначальную схему ойкумены, или обитаемой земли, топографическими подробностями. Вскоре было постулировано, что мир не плоский, а сферический; эту идею поддерживал Аристотель[395]. Позже он разделил земной шар на пять климатических зон и описал ойкумену как территорию, простирающуюся вокруг земной поверхности от Геркулесовых столбов – мысов, примыкающих к Гибралтарскому проливу, на западе – до Индии на востоке, между двумя точками, разделенными внешним океаном. Однако на карте все еще оставалось много белых пятен, особенно в дальних областях ойкумены, которые не были должным образом исследованы. Говорили, что они населены странными расами людей и диковинными существами. Аристотель предполагал, что внешний океан можно увидеть с высоты Гиндукуша[396]. Александр позднее подверг эту гипотезу проверке, и, когда он пересекал горы в 329 году до н. э. по пути в Индию, океана не было видно. Должно быть, тогда он осознал, что мир намного больше, чем считалось прежде.

Наряду с прагматичными целями взять под контроль периферийные районы империи Ахеменидов и обезопасить тыл, вероятно, именно потос побуждал Александра двигаться вперед: внешний океан стал бы подходящей кульминацией его восточных кампаний. Однако солдаты не разделяли его амбиций. На реке Гифасис (Биас) на севере Индии они заявили, что с них достаточно. Бои в Индии были жестокими, и наступивший сезон дождей окончательно смыл их решимость биться дальше. Ходили упорные слухи о воинственных народах впереди, пора было возвращаться. Александр собрал войско и произнес речь, чтобы разжечь их честолюбие. «…Если кто-то жаждет услышать, каков будет предел настоящей битвы, он должен понять, что перед нами не осталось большого участка земли до реки Ганг и восточного моря. Это море, уверяю вас, окажется соединенным с Гирканским морем, ибо великий океан окружает всю землю»[397]. Для Александра край земли был мучительно близок, но его людей это не убедило. Они потупили взоры, как виноватые школьники, избегая пронзительного взгляда царских глаз. «Напряжение и опасности – цена подвигов доблести, и приятно людям жить храбро и умереть, оставив после себя бессмертную славу»[398], – продолжал Александр, взывая к ценностям, которые многие усвоили с юности. Но все было бесполезно. Слишком многие погибли не только в бою, но и от болезней, оружие ржавело, одежда изодралась. Пора было идти домой. Александр угрюмо ушел в свой шатер, заявив, что пойдет дальше один, если они не передумают. Он продолжал приносить жертвы, чтобы обеспечить безопасную переправу, но предзнаменования оказались неблагоприятными, и в конце концов он объявил своим полководцам, что решил повернуть назад. Двенадцать огромных алтарей были воздвигнуты на берегу Гифасис и установлена бронзовая табличка со словами: «Здесь Александр остановил свой поход»[399]. Позднее говорили, что в беседе с придворным философом Анаксархом о теории Демокрита про бесконечное количество миров Александр сокрушался, что не может стать повелителем даже одного из них[400].

СПУТНИКИ И ВРЕМЯПРОВОЖДЕНИЕ

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Культура

Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»
Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»

Захватывающее знакомство с ярким, жестоким и шумным миром скандинавских мифов и их наследием — от Толкина до «Игры престолов».В скандинавских мифах представлены печально известные боги викингов — от могущественного Асира во главе с Эинном и таинственного Ванира до Тора и мифологического космоса, в котором они обитают. Отрывки из легенд оживляют этот мир мифов — от сотворения мира до Рагнарока, предсказанного конца света от армии монстров и Локи, и всего, что находится между ними: полные проблем отношения между богами и великанами, неудачные приключения человеческих героев и героинь, их семейные распри, месть, браки и убийства, взаимодействие между богами и смертными.Фотографии и рисунки показывают ряд норвежских мест, объектов и персонажей — от захоронений кораблей викингов до драконов на камнях с руками.Профессор Кэролин Ларрингтон рассказывает о происхождении скандинавских мифов в дохристианской Скандинавии и Исландии и их выживании в археологических артефактах и ​​письменных источниках — от древнескандинавских саг и стихов до менее одобряющих описаний средневековых христианских писателей. Она прослеживает их влияние в творчестве Вагнера, Уильяма Морриса и Дж. Р. Р. Толкина, и даже в «Игре престолов» в воскресении «Фимбулветра», или «Могучей зиме».

Кэролайн Ларрингтон

Культурология

Похожие книги