Молодой Ясперс: рождение экзистенциализма из пены психиатрии

И в самом деле, при первом появлении декартовское универсальное сомнение вызывает ужас: оно неотличимо от психоза, оно вызывает неудержимое стремление убить себя. Именно первое появление его и описал К. Ясперс. Но стоит совладать с ним раз, как оно с каждым следующим появлением становится все более привычным. Ужас ослабевает, приходит желание наблюдать за собой. В человеке берет верх ученый — исследователь, который обретает способность следить за собой «со стороны»: он изучает, как появляется у него самого универсальное сомнение во всем, он раскладывает это сомнение на стадии, он описывает его в деталях, а потом говорит себе — а не сделать ли мне такое тотальное сомнение началом нового образа жизни? Стоит ли дожидаться приступа болезни, чтобы впасть в универсальное декартовское сомнение? Не осуществить ли мне его в относительно здоровом состоянии, с холодной головой? Не сказать ли мне себе, что вся прежняя моя жизнь была губительной — неподлинной? Не подвергнуть ли сомнению ее? Все свои прежние знания и привычки? Все привычные представления о самом себе? Не сделать ли мне самого себя заново, не построить ли себя с нуля на расчищенной универсальным сомнением почве? И, быть может, разрушить до основанья весь окрестный мир насилья, чтобы затем построить новый мир?

* * *

Рене Декарт прошел весь этот путь. Он не поверил врачам, которые раз в несколько месяцев приговаривали его к смерти, начиная с десяти лет, с регулярностью, заслуживающей лучшего применения. Он, Декарт, подверг фундаментальному сомнению и медицинскую науку, и свои собственные телесные ощущения, и соматические процессы, наблюдаемые медиками, — и благодаря всему этому сумел не только выжить, но и поступил на военную службу, что требовало телесного здоровья. Ради такого здоровья Р. Декарт всячески закалялся и занимался фехтованием. Он закалял не только тело физическими упражнениями, но и душу — философией, приучая ее без трепета допускать возможность собственного несуществования. (Многие ли читатели способны представить себя несуществующими?)

Результаты произведенной закалки впечатляют. Хотя легочная болезнь и свела Р. Декарта в могилу, но произошло это вовсе не в десять лет,как сулили врачи, а в пятьдесят четырегода. Так что сорок четыре года жизниДекарт для себя отвоевал упорным трудом души и тела.

А вот студенту медицины Карлу Ясперсу еще предстояло пройти весь этот путь, с самого начала. Ему надо было совладать с тем собственным бедственным состоянием, которое периодически накатывало на него — во время каждого резкого ухудшения здоровья и самочувствия. Ему еще только предстояло научиться побеждать и использовать то отчаяние по имени cogito ergo sum,которое впервые охватило его еще в школьные годы, в лесу во время охоты.

Ясперс был скрытным, он редко высказывал вслух свои действительные мысли (мы уже успели убедиться в этом и еще убедимся не раз). Он обманул своего врача, который хотел поберечь его от малейших нагрузок и опасностей, чтобы он протянулподольше. Он, конечно, ответил героически: нет, такой неполноценной, ущербной жизни мне не надо, пусть я проживу всего десять лет, о чем мне следует сказать честно, но это будут десять лет яркой, полноценной жизни.

Так отвечает в романтической сказке орел ворону: пусть я проживу тридцать лет, а не триста, как ты, но зато не буду питаться падалью, а вкушу свежей крови!

На самом деле Карл Ясперс думал не так. Гордыня его была еще более великой.

Но высказать врачу свои настоящие мысли он просто не мог. Потому что он думал, что проживет долго, вовсе не десять лет, которые отводила ему медицина. Он проживет долго, потому что подвергнет радикальному декартовскому сомнению всю медицину. У него не остается иного выхода: чтобы жить долго, надо не оставить от здания медицины камня на камне. Вернее, впрочем, следует сказать — с практичностью предков — так: возьмем от медицины все, что она сможет дать, и отбросим ее там, где она ничего нам дать не может. Там, где медицина сможет помочь в борьбе с недугом, это будет использовано по максимуму. Но за пределами ее возможностей — там, где она уже бессильна перед болезнью — она будет подвергнута тотальному картезианскому сомнению, с отбрасыванием всех и всяческих иллюзий.

Все достижения и методы медицины, все ее технологии Карл Ясперс собрался изучить с основательностью немецкого крестьянина, каковыми были его предки по материнской линии — для этого и была заведена домашняя лаборатория. Но если эти методы и технологии окажутся иллюзорными, а теоретические представления — неудовлетворительными, то под сомнение подпадут и все медицинские диагнозы. И смертный приговор Карлу Ясперсу, вынесенный Р. фон Вирховым, будет отменен.

Так оно и вышло в итоге.