Настроение ее, которое поначалу было столь подавленным, постепенно несколько улучшилось. Приступы горя стали значительно реже, они возникали, как правило, по вечерам — и тогда она тоже часто отказывалась от пищи, ложилась спать натощак и часами плакала в одиночестве. Тогда она регулярно жаловалась, что тоскует по дому. Постепенно это полностью прошло. Хотя у нее сразу же текли слезы, стоило только упомянуть про ее родину, но, не участвуя в таких разговорах, а тем более, общаясь с санитарками и больными, она была весела и бодра. Порой она была способна даже к непринужденной болтовне.
Она размышляла и о своем будущем. Врач объяснил ей, что даже в том случае, если судья ее оправдает, она не сможет после произошедшего оставаться на свободе. Мать не сможет принять ее из- за бедности, а идти в услужение судья ей вряд ли разрешит. Спустя несколько дней она заявила воспитательнице, что раз уж ей нельзя вернуться домой, то она предпочла бы остаться здесь и помогать на кухне.
За исключением упомянутых случаев, аппетит и сон ее не были нарушенными, она прибавила в весе с 76 до 80 фунтов, но потом вес снизился до 79 фунтов. Каких‑либо признаков, позволяющих говорить об эпилепсии или истерии, не наблюдалось.
Экспертиза констатировала наличие ностальгической меланхолии, которую нужно рассматривать как болезненное нарушение психической деятельности, подпадающее под § 51 Уголовного кодекса»[92]
.Согласимся, что из истории болезни отнюдь не вытекает вывод, сделанный экспертом — нет в этой истории никакого описания признаков «ностальгической меланхолии». Не считать же такими признаками сочинение туповатой девушки Аполлонии или степень обволосения ее подмышечной области? Так зачем же был приведен в диссертации весь этот материал? Может быть, К. Ясперса заинтересовала незаурядная личность больной?
Увы. Нетрудно заметить, что девушка Аполлония С. не вызывает у К. Ясперса особого интереса как личность. Она ему по- человечески неинтересна и являет собой только один из клинических случаев — казусов. Кроме того, ни в описываемой истории болезни, ни в экспертном заключении мы едва ли найдем что‑то, относящееся исключительно к психиатрии. Приведены данные общего медицинского осмотра, результаты взвешиваний. Добавлено, что эпилепсии и истерии, равно как и иных расстройств психики, не наблюдалось.
Так что же такого психиатрического было в рассмотрении истории несчастной девочки — преступницы? Что могло привлечь Ясперса к исследованию этой темы? Едва ли это был выход в область судебно — медицинской экспертизы. О реакции на заключение психиатра в суде и повторной экспертизе сказано весьма кратко, без разбора приведенных аргументов.
«В том, что касается восприятия нашего случая, интерес представляют возражения прокурора на экспертное заключение. Он заявил, что для характера преступницы показательно, что она сделала признание отнюдь не чистосердечно, не сразу, а лишь после долгих угрызений совести, говорившей ей, что она творит большую несправедливость, поскольку из‑за ее лжи хозяева дома оказались в тюрьме. — Давая показания в суде, Ап. отнюдь не выказала себя тихой и робкой, но давала внятные и точные ответы. Она отрицала несправедливые обвинения быстро и решительно, и лишь тогда, когда признавала свою вину, стала говорить более медленно и сдержанно. — Не был принят во внимание тот факт, что тоска по дому у Ап. была настолько сильной, что отказали психологические тормоза, обычно сдерживающие психически здорового человека, и вследствие этого она была обречена совершить преступление. Разумеется, жестокость преступления не имела никакого отношения к мотиву. Последний объяснялся ограниченностью кругозора юной преступницы.
Вследствие высказанных возражений суд предложил, чтобы экспертизу провел другой авторитетный специалист. Ап. была переведена в следственный изолятор. Здесь она непрерывно плакала, часто отказывалась от пищи, не говорила ни слова. Из нее можно было вытянуть только “да”, “нет” и “не знаю”.
Новый эксперт полностью присоединился к заключению своего предшественника. Он предположил наличие очень сильно выраженной тоски по дому, которая представила собой психически ненормальное состояние типа меланхолической депрессии столь большой интенсивности, что принятие решений по собственной воле полностью исключалось, а именно об этом и говорится в § 51 Уголовного кодекса.