Молодой Ленинград 1981

Витька очнулся.

— Брось, Фома, не трогай его. Пусть уйдет спокойно.

— Фига с два!

— Слышишь, что говорю?!

— Опять за него заступаешься? Забыл, из-за кого тебя?

— Брось! — Витька попытался дотянуться и выбить дерн из рук, но Фома не дался, отступил на шаг и отмахнулся. Он попал тыльной стороной запястья по губам, и Витька в ярости ткнул Фому кулаком в жующий рот. Он рассек ему кожу, и кровь закапала на подбородок, замарывая кусочки баранки, размазанные ударом.

— Гад! — удивленно сказал Фома. — Гад! Друга… из-за кого?!

Он кинулся на Витьку, тот ударил его в поддыхало и, когда Фома согнулся, уже совершенно не владея собой, схватил за волосы, несколько раз ударил снизу и толчком опрокинул на спину.

Подняться Фома не решился и заголосил лежа:

— Сволочь! Своих! Бей его!

Витька успел развернуться и заработал кулаками, больше стараясь не ударить, а не подпустить к себе. Кто-то прыгнул ему на спину, он свалился, но и лежа продолжал отбиваться, хватая за штаны, размахивая наобум ногами, в то время как его усердно пинали и молотили. Ему удалось перевернуться на живот и даже приподняться, но тут уши заложило от пронзительного визга и что-то тяжелое шлепнулось на голову, вдавив лицо в траву. Он почти отключился и смутно, сквозь звон в ушах, слышал затухающий многоногий топот. Его тронули за плечо, и, вывернув голову, Витька увидел склонившегося к нему незнакомого мужчину.

— Оклемался? Ну и лады. А эти смылись. Хотел хоть одного задержать, да куда там. Ничего, пацан, ты их поодиночке подлови и выдай. А лучше дружка с собой прихвати, вдвоем оно вернее.

Витька сел и обалдело уставился на уходившего мужика. Какого еще дружка?! Он обернулся и увидел… Арбуза.

Тот ползал на карачках, шаря руками в траве; ему разодрали рубашку до пояса и изрядно разделали физиономию. То и дело втягивая воздух, он постанывал от боли. Чтобы лучше видеть, Витька привстал на колени, вытянулся и как завороженный следил за его движениями — рехнулся он, что ли? Но тут Арбуз что-то схватил с земли и уселся, прилаживая на нос найденные очки. Они оба молча смотрели друг на друга, медленно приходя в себя после случившегося. Арбузу явно было не по себе. Он морщился и мигал, наконец снял очки, осмотрев, ткнул пальцем в одно стекло, в другое… Сквозь правое палец прошел, не встретив препятствия. Вид оправы, беспомощно болтающейся вокруг пальца, и задумчиво уставившегося на нее Арбуза был настолько уморителен, что Витька неожиданно рассмеялся — сначала беззвучно, затем все громче и громче, едва удерживаясь на коленях. Глядя на него, захихикал и Мишка. Ему было больно раскрывать рот, и он старался складывать губы дудочкой, выпуская что-то вроде «хю-хю-хю», но, заразившись Витькиным искренним весельем, перестал сдерживаться и опрокинулся навзничь.

Они катались по траве, то фыркали, то визжали, и, обессилев, улеглись на спину, голова к голове, смахивая с глаз выступившие слезы, и долго лежали так, заслоняясь ладонью от солнца и втихомолку радуясь каждый своему.

Татьяна Семенова «Как быстро женщины прощают…» Стихотворение

Как быстро женщины прощают,
себя, а не его виня,
ни от кого не защищаясь,
не зарекаясь, не кляня.
И я, предчувствуя потерю,
но не смиряя блеска глаз,
в последний раз в любовь поверю
и обманусь в последний раз.

Елена Матвеева РАССКАЗЫ

НА ПЯТОЙ РЫБТОЧКЕ

На рыбточке зимовали рыбаки и радист. У берега реки стояли домики, а в отдалении палатка. В одном домике помещалась рация и жили радист дядя Леша и Ефим, в другом — молодые парни из Игарки — Василий и Митька. В третьем была баня.

Хотя Василий с Митькой были одногодками, вместе учились, вместе за одной партой сидели, Митька уступал Василию во всем. Прожив почти год на рыбточке, Митька до сих пор не научился управляться с моторкой, стрелять дичь, даже печь он не мог растопить без солярки. Смешно, конечно, но не горела она у него. Хлеб не умел выпекать, материться не умел тоже. Играл он, правда, на аккордеоне, но аккордеон должен был прийти с баржей лишь в середине июля, ко Дню рыбака, а может, и позже. И рост у него был только что средний, а лицо ребяческое, круглое, и борода не росла, хоть тресни.

А Василий вышел всем: и фигурой, и лицом, медным и худым. Мотор у него заводился всегда и сразу, без связки гусей с охоты он не возвращался, сети ставил быстро и умело и не жаловался, что руки ломит, когда выбирал из сетей рыбу в ледяной воде по часу кряду. И девушки на него внимание обращали.