В середине апреля Маркс предлагает Руге для «Неизданного…» статьи «О религиозном искусстве», «О романтиках», «Философский манифест исторической школы права», «Позитивные философы», составляющие в целом весьма оригинальный историко-теоретический цикл. Маркс прослеживает в нем путь от религиозного искусства, включая воплощенную в фетишах мифологию древних народов Азии и Латинской Америки, через тесно связанное с религией искусство романтиков конца XVIII – начала XIX в. к двум реакционным теоретическим школам, оказывающим значительное влияние на современную политическую и теоретическую жизнь: к исторической школе права и к «позитивной философии», нашедшей недавно свое новое знамя в старом Шеллинге, который в молодости как раз и был теоретиком романтизма. История подстроила здесь один из тех мудреных переплетов, разбираться в которых Марксу всегда доставляло истинное наслаждение. Руге чувствовал, что данный цикл статей мог бы составить одно из украшений «Неизданного…». Не удивительна поэтому та досада, которая овладела им, когда в итоге Маркс не представил ни одной из статей этого цикла, – с марта до второй половины июня Руге не писал Марксу ни строчки, а в июньском, очень сухом письме раздраженно упрекал его за задержку.
9 июля Маркс писал в ответ: «Если бы меня не оправдывали обстоятельства, то я бы и не пытался оправдываться. Само собой разумеется, что я считаю для себя честью сотрудничество в „Anekdota“, и только неприятные посторонние обстоятельства помешали мне прислать статьи» (11, с. 363).
Что же это были за обстоятельства? В начале марта скончался Людвиг фон Вестфален, и Маркс еще в течение месяца оставался в Трире, своим присутствием помогая Женни перенести утрату отца. Затем он переехал в Бонн, но новое семейное горе – смерть брата Германа от туберкулеза брюшины – вновь вернуло Маркса в конце мая в Трир, где он и оставался до середины июля.
Дело, однако, было не только в смерти близких и в связанных с этим переездах из одного города в другой. «Остальное время было распылено и отравлено самыми неприятными домашними дрязгами, – писал Маркс Руге. – Моя семья поставила передо мной ряд препятствий, из-за которых я, несмотря на ее благосостояние, оказался на время в самом тяжелом положении» (11, с. 363). В этих словах чувствуется горечь, вызванная эгоистическим решением матери: не только отказать ему в помощи, но и лишить его через суд права на долю наследства[14]. Генриетта Маркс вступила в конфликт с сыном, так как была неудовлетворена тем, что Карл все еще не имеет постоянной работы и вместо того, чтобы искать хорошо оплачиваемую должность, увлекается опасными политическими идеями. Карл вынужден был покинуть родной кров и поселиться в одной из гостиниц Трира. Нужда стала отныне постоянным его спутником.
Так столкнулся Маркс с несправедливостью и жестокостью со стороны близких. «…Истинное счастье еще, – писал он, – что пакости общественной жизни совершенно лишают человека с характером возможности раздражаться из-за личных неприятностей» (11, с. 363). Революционная борьба к этому времени уже настолько поглотила внимание молодого Маркса, что служила отличным противоядием от частных дрязг. Какие бы трудности ни вставали на его пути, он не позволял скепсису разъедать душу и парализовать волю, а с возрастающей энергией продолжал свое дело – дело революционера.
Переход на позиции революционера развил у Маркса способность воспринимать личный жизненный опыт как
Итак, три группы причин вызвали задержку, а затем и прекращение работы Маркса над циклом статей для «Неизданного…»: 1) принцип основательности, понуждавший Маркса в любом теоретическом исследовании доходить до глубины предмета, 2) недостаток времени, 3) новые принципы отбора первоочередных тем.
Только первая из этих причин действовала независимо от перехода Маркса на позиции революционера, являясь постоянным качеством его как ученого. Весьма оперативный и обязательный в работе над публицистическими статьями по конкретным вопросам, он по-иному относился к проблемам общетеоретического характера: не спешил закончить научную работу, пока исследование действительно не было завершено по существу, даже если при этом приходилось нарушать принятые ранее обязательства.