Молодой Сталин

За несколько дней до февральских событий Ленин говорил, что революция может и не начаться “при нашей жизни”. Когда они узнали о революции, Крупская предположила: может быть, это очередной розыгрыш? “Потрясающе! – восклицал Ленин. – Вот это сюрприз!” Он начал посылать указания Молотову и Шляпникову: войну необходимо прекратить, Временному правительству – противостоять. Но на заседании Бюро 38-летний Сталин и 34-летний Каменев попытались взять власть в свои руки и отклонить указания Ленина: они считали, что Временное правительство в данный момент нужно поддержать, если оно согласится вести оборонительную войну и установить основные гражданские свободы.

Все окончилось “скандалом”. Бюро решительно отвергло идеи Каменева и потребовало разъяснений о его предательстве, а Сталина кооптировало только “с совещательным голосом” “ввиду некоторых личных черт, присущих ему”². Его эгоизм, грубость и, возможно, сексуальная распущенность составили ему дурную славу.

Когда Анна Аллилуева пришла домой (Аллилуевы жили теперь в пригороде, куда ходил только пригородный поезд – паровичок), она застала там за разговором нескольких знакомых товарищей (в том числе Енукидзе). “Но мужское черное драповое пальто на вешалке мне незнакомо. И на столике чей-то длинный теплый полосатый шарф”.

– Кто у нас? – спросила она.

– Вернулся Сталин… – ответил один из гостей. – Из ссылки… Только приехал.

Она побежала к нему: “Мы ждали его”. Сталин расхаживал по комнате. Анна поразилась перемене в нем. “Он в таком же темном, обычном для него костюме, в синей косоворотке”, но “он осунулся и похудел… от усталости. <…> …лицо его стало старше… А глаза – те же. Та же насмешливая, не уходящая из них улыбка”.

– Видите, отыскал… Ехал на паровике, ехал, ехал, думал – не доеду. Ну как вы здесь все? Что Ольга, Сергей? Где Павел, Федя? Где сестра?

Сергей был управляющим на электростанции; Ольга работала медсестрой; Павел был на фронте; Федор – на занятиях; Надя – на уроке музыки.

– Вы, наверное, голодны? – спросила Анна и пошла ставить самовар. Тут пришел ее отец. Мужчины “оживленно” обменивались новостями. Пришла и Надя – черноглазая, веселая, восторженная, в пальто и шапочке. “Иосиф приехал”. Родители и дети окружили Сталина: он почувствовал себя героем в кругу дружной семьи из чеховских рассказов, жившей в мещанском уюте, какого Сталин никогда не знал. “Смех, взрывы смеха”: это “Сталин в лицах изображает встречи на провинциальных вокзалах, которые… доморощенные ораторы устраивали возвращающимся из ссылки товарищам”. Пока Сталин повествовал о своих удивительных приключениях в ссылке, Анна и Надя накрыли на стол. Он согласился остаться у них на ночь, и его уложили в столовой, там же, где спал Сергей.

– А когда вам завтра вставать? Мне надо завтра рано утром быть в редакции “Правды”.

– И мы встанем рано, – сказала Ольга. – Мы разбудим вас.

Ольга с дочерьми удалились в свою спальню, но заснуть не могли. Надя начала повторять рассказы Сосо о вокзальных ораторах. “Это до того смешно, что мы не можем удержаться и фыркаем в подушки, – вспоминает Анна. – Чем больше мы стараемся удержать смех, тем громче наши голоса”.

– Да замолчите вы наконец, егозы этакие! – крикнул их отец.

– Не трогай их, Сергей! – вмешался Сталин. – Молодежь… пусть смеются.

Утром поехали на поезде в город. Аллилуевы сообщили Сосо, что будут смотреть квартиру на 10-й Рождественской улице. Сходя с поезда, Сталин сказал: “Вот и хорошо. Только вы обязательно в новой квартире оставьте комнату для меня”³.

Сталин сделал заявку на лидерство – не в Таврическом дворце, но в штаб-квартире большевиков, которая теперь располагалась в особняке, погрязшем во грехе, – доме “наложницы царя” Матильды Кшесинской[186].

Этот “расположенный против Зимнего дворца притон роскоши, шпор и бриллиантов” (слова Троцкого) был стратегически важен: находился недалеко и от Петропавловской крепости, и от выборгских заводов.

Итак, в будуарах и бальных залах Сталин вновь заявил о себе. Он ниспроверг выскочку Молотова и Русское бюро. 15 марта Сталин и Каменев получили контроль над “Правдой” и вошли в президиум Бюро. “Когда Сталин и Каменев приехали, меня… вышибли – вспоминает Молотов, – деликатно, без шума, но умелой рукой, потому что они были более авторитетные… И по возрасту на десять лет старше. Я и не боролся”. Сталина, назначенного представителем большевиков в исполнительном комитете Совета, приветствовали земляки – Чхеидзе и Ираклий Церетели, лучший в Совете оратор. Новая политическая жизнь приводила Сталина в восторг, но даже в эти головокружительные дни он смотрел на жизнь как на манихейскую борьбу света и тьмы. “С быстротой молнии двигается вперед колесница русской революции, – писал Сталин, но добавлял: – Оглянитесь кругом и увидите, что темная работа черных сил идет непрерывно”. Он вел себя тихо и настороженно. “Сталин… в Исполнительном комитете производил… впечатление серого пятна”, – писал меньшевик Николай Суханов.