— Степа, — сказала Настя, кутаясь в пуховый платок, и с беспокойством посмотрела на мужа, — как же мы… в разных местах будем жить? Ты уедешь в город, а я…
И раньше, думая об этом, она переживала смутное опасение, но сейчас разлука, хотя и временная, казалась невозможной. Больно сжималось ее сердце, надорванное ночным страхом за жизнь Степана, за их несчастную любовь.
— Я уже говорил тебе, что это до весны, — отозвался Степан, хорошо понимая, какие мысли тревожат Настю.
Возвращаясь из обхода, они увидели возле дома игреневую кобылу, запряженную в розвальни. Рядом стоял, улыбаясь, кириковский Осип в дубленой шубе и бараньем треухе, надетом набекрень, с развевавшимся по ветру рыжим чубом.
— А мы к вам в гости, — крикнул издали Осип, — с дядей Кондратом! Решили навестить по случаю удачной охоты. Где ж он, воскресший из мертвых? Показывай, Степан!
Узнав о том, что Гагарин отправлен в уездную тюрьму, пожалел:
— Напрасно, ей-богу…
— Чего напрасно? — спросил Степан.
— Отправил, говорю, напрасно! Кончать бы на месте надо! Заволынят как с Клепиковым, вот увидишь!
Степан в душе был согласен с ним. Дело Клепикова, принявшее столь затяжной характер, возмущало и настораживало его. Но своему другу Осипу он сказал:
— Ничего! Этим гадам есть о чем за решеткой подумать. А пустить в них свинца никогда не поздно.
Из дома вышел Кондрат, сопровождаемый ребятишками. Он прищурился от снежной белизны, снял по-стариковски шапку и долго тряс в шершавых ладонях Степанову руку.
— С большой удачей тебя, Степан Тимофеевич! Ловко ты накрыл сурка в его прежней норке! Теперь бы нам Ефимку Бритяка доконать — и полный счет!
— Вырвался бандит, — вздохнул Степан, отвернувшись от Насти, точно боясь выдать всю глубину своего огорчения.
— Пускай побегает. — Кондрат вытащил из-под зипуна кисет с табаком. — Я говорю, побегает пускай! Как не виляет лиса — быть ей у меховщика!
Он скрутил козью ножку, а Степан набил трубку, и между ними завязалась беседа, волновавшая сегодня многих. Речь шла о дальнейшем использовании бывшего гагаринского имения.
— Неужто опять какого-нибудь агронома пришлют? — испытующе взглянул Кондрат на Степана.
— Нет, больше такими кусками не станем бросаться. Мы вот с Настей привезли сюда семью и просим к нам в друзья-товарищи.
И Степан принялся пояснять свой великолепный план, обдуманный бессонными ночами, план организационного строения и хозяйственного подъема коммуны. Кондрат стоял, надвинув шапку на седые брови, чесал в затылке, молчал. Затем хитро усмехнулся:
— А драки не будет? — Какой драки?
— Да промежду собой! Ты, Степан Тимофеевич, очень-то не расхваливай! У нас известно: мужики! Брат с братом делится; отец, как только женил сына, рядом другую избу строит! Где ты, к примеру, возьмешь таких тихих, чтобы не цапались?
— От недостатков скандалят, — убежденно возразил Степан.
Но Кондрат тотчас привел примеры, когда и богачи жили не в ладах. Он говорил спокойно и рассудительно, обдумывая горячие доводы Степана.
«И этот упирается. Будто сговорились мужики против меня». — Степан развел руками, неприятно пораженный однородностью доводов и упорством, с каким и жердевские посидельцы, и родной отец, и дядя Кондрат отстаивали насиженные гнезда.
Войдя в дом, кириковские гости разделись и сели за стол напротив Степана. Настя согрела чай. Она не принимала участия в беседе, но следила за ней и с болью в сердце сознавалась, что слова Кондрата справедливы, что жизнь, как ее ни разрисовывай, остается чудовищно тяжелой и запутанной.
Кондрат допил четвертый стакан, опрокинул его на блюдце и отвалился на спинку стула. Переглянувшись с Осипом, давно чему-то ухмылявшимся, он расправил на своем лице морщины и торжественно заявил:
— Я потому тебе разговором надоедаю, Степан Тимофеевич, чтобы после не было какой недомолвки. Это старое правило рыбаков — договариваться на берегу. Ты мне всегда был по душе, бог свидетель, и хочется верить твоим словам. Глядишь, ан и дела не подведут. Бери меня к себе в коммуну, может, пригожусь и пользу принесу. Не помешал ведь во время августовской заварухи.
Степан поднялся, чуть не выронив от неожиданности стакан из рук. Радостная улыбка осветила его широкое мужественное лицо.
— Дядя Кондрат, всегда ты приходишь вовремя! — С чувством пожал он мозолистую руку старика. — Вот уж спасибо! Поддержал!
— Неизвестно, кто кого поддержал, — многозначительно промолвил Кондрат и крикнул Насте: — А ну, молодайка, налей по этому случаю еще стаканчик!
— И мне, — попросил Осип, откидывая с левого глаза чуб.
И тут кириковские гости признались, что разговор о коммуне был между ними дома, а сюда они ехали с готовым решением.