— В Муравский лес. Быстрое с отрядом туда подошел. Должно, собирается нас окружить… Не успел я глазом моргнуть — и Аринка вернулась: «Степан явился!»— И зубами скрипит, ведьма, ну, просто без памяти. Злые эти бабы, когда их мужики разлюбят. «А ты, спрашиваю, видела его?» — «Нет!» — и показывает вдоль деревни. Гляжу — что за оказия? С полден Ильинишна печку затопила, труба дымится. Стало быть, гость!
— Ну, ну? — подгонял Клепиков.
Глебка осклабился, точно не решаясь говорить дальше.
— Я, знаете, гляжу на вас, Николай Петрович, — сказал он с преподлой и даже зловещей усмешкой, — гляжу и думаю про ваши старые занятия… Помните, как в полку вы действовали по картежной части? Всех игроков отпускали из своей землянки с пустыми карманами… Чистая работа, ей-богу! Никогда бы не поверил, что от таких доходов человек ударился в политику…
Клепиков вспыхнул:
— Брось валять дурака! Что случилось в Жердевке? — Да… окружили мы избу, — продолжал унтер как ни в чем не бывало. — Тогда-то и началось. Степка выхватил из печи раскаленную кочергу и пужанул через окно… Видите? — Глебка отодрал полотенце, показывая на щеке огромный волдырь. — А потом шаркнул так, что оконную раму на себе вынес!
— Убежал? — вскрикнул Клепиков.
— Кабы убежал — только делов. На моем жеребце уехал!
И Глебка отвернулся. Стал глядеть на расправу с комбедчиками из Татарских Бродов. Биркин прикалывал их для поднятия духа мятежной армии.
— Комисса-арчики! — вопил он, разбегаясь с легкостью подростка, втыкал трехрожковые вилы, будто в сноп.
Пленные падали молча.
— Напрасно я тебе давал поручение, — пожалел Клепиков.
— Почему напрасно? — унтер не спеша пошарил в кармане. — Вот ответ.
Клепиков схватил записку. Она задрожала в его руках… Ефим согласился на встречу.
Глава сорок первая
Вечер был тих и ясен. Он окутал прохладой землю, утомленную дневным зноем. Лес оживал игрой теней, шорохов, серебряным блеском росы. Воздух чутко дрожал, насыщенный до головокружения запахами кореньев, трав, стоячей воды.
«Сейчас бы лошадей сюда в ночное, — подумал Быстров, глядя на оседланного вороного жеребца у пулеметной двуколки. — В кустах, должно, костяники много, орехов».
Он вспомнил свое невеселое детство: поиски на свалках тряпья для бумажной фабрики, нищета, сиротская доля… Потом — завод, тяжелые годы ученичества.
«А скоро, может быть, и жизнь кончится… Седина на висках, — вздохнул Быстров. — Но все пустяки, добить бы контру. Не добьем — пиши пропало… Жена с ребятишками пойдет побираться».
Отряд, расположившись на лесной поляне, готовился к выступлению. Красноармейцы собирались кучками, от крывали цинковые ящики и засовывали в патронташи, в подсумки обоймы патронов. Проверяли оружие. Курили, загораживаясь рукавом шинели. Тихо разговаривали.
Терехов, продовольственный отряд которого успел присоединиться к отряду Быстрова, учил молодых бойцов.
— Понятно, ребята, Клепиков для нас не страшен. Не такую силу видали… А все же винтовочку неси заряженную. Война — тонкая игра. Мы в германскую…
Быстрое вспомнил Степана и пожалел, что его нет рядом. Хотелось поделиться с другом сокровенными мыслями о жизни, о будущем.
— Геройство, оно в сердце человека, и до поры до времени никто об нем не знает, — слышался все тот же голос Терехова. — Иной с виду храбрец, а на деле — онуча. Мышиного писку боится… Опять же, бывает, человек из себя невидный, зато дух в нем твердый, против самого черта попрет.
— На аэропланах отчаянные летают, — вставил Костик.
— Видали мы и аэропланы, — оживился бывалый фронтовик. — Упал один в районе Двинска на островок, посреди реки… Тут, значит, наши окопы, а на том берегу — немцы. Примчался дивизионный генерал. «Это, кричит, французский самолет, надо спасать! Кто подплывет и зацепит машину крючком стального троса, тому полного Георгия и месяц отпуску!» Понятно, каждый рвался домой — охотников набралось много. Офицеры перебивали у солдат счастье, вызывались первыми, но скоро народ остыл. Немцы прихлопывали одного за другим, как зайцев.
— А ночью? — спросили из темноты.
— Ночью прожекторами светят. Одним словом, перевелись охотники, и командиры стали назначать. Тогда явился денщик батальонного, эдакий плюгавенький. «Дозвольте, говорит, мне рискнуть». Разделся наголо, взял конец стального троса в зубы—и нырь в воду. Немцы лупят по реке из орудий. Глядим, а денщик уже на острове…
Повернув голову, Быстров слушал другие разговоры, далекие от войны и геройства.
— …Заработал я деньжонок, купил мерина, телегу, соху, хомут… Остальную сбрую, на которую не хватило денег, решил пока занимать у соседей…
К отряду успело присоединиться немало постороннего люда, скрывавшегося от повстанцев в хлебах. Председатели и члены комбедов и сельсоветов, бедняки, зачастую безоружные, просили взять их с собой. Они с надеждой посматривали на пулеметы. Все должно кончиться хорошо!