Молодость

По площади сновали толпы мятежников. На фонарях качались повешенные. С криками и бранью тащили чей-то изуродованный труп. Аринка поскакала узнать.

— Сафонова поймали, — сообщила дочь Бритяка, вернувшись.

— Сафонова? — переспросил Клепиков, и в голосе его заклокотало сдерживаемое злорадство. — Хорошенькая дичь! Уже кончили?

— Волокут и рубят сечками, будто капусту. На Сергиевскую гору, сказывают, опять ворвался со своими чекистами! Да силенок не хватило. Сафонов-то вовсе хромой был, ранило его…

Клепиков снял картуз и, пригладив назад волосы, облегченно вздохнул.

Остатки гарнизона, под руководством Октябрева и Долгих, пробивались по Акатовской улице к вокзалу. У них еще действовало два пулемета. Когда один стрелял, бойцы перетаскивали другой на несколько шагов вперед и открывали огонь, подтягивая отставших.

— Товарищи, не падайте духом! — ободрял красноармейцев Октябрев. — К нам идет помощь из Орла Известно, что посланы войска из Курска и Воронежа! Мы отомстим за смерть наших героев… За всех отомстим!

Октябрев все время находился в центре боя, показывая пример выдержки и упорства. Автоматический пистолет его то и дело валил на землю темные фигуры врагов.

Словно капитан корабля, терпящего бедствие, Октябрев ушел из исполкома последним и, отстреливаясь, был ранен в голову и руку. Но боль от собственных ран казалась ему ничтожной по сравнению с гибельной судьбой гарнизона. Он старался вывести из-под удара уцелевших людей, помочь им соединиться с подкреплением и общими силами обрушиться на мятежные банды.

«Вырваться из окружения! Вырваться во что бы то ни стало!» — говорил он себе, точно боясь упасть раньше времени.

Клепиков послал Аринку к вокзалу, приказывая засевшему там Гагарину решительным ударом смять остатки гарнизона. Соскочив с коня, он выхватил у кого-то винтовку и начал стрелять по пулемету, выделявшемуся в темноте частыми вспышками.

Мятежники, наступая, палили с крыш и чердаков, из окон и подворотен… Защитники города заносили раненых товарищей в дома с просьбой дать приют и помощь. Им подолгу не открывали дверей, отмалчивались; заводили бесконечные разговоры через замочную скважину…

— Сдавайтесь! — кричал Клепиков, посылая из-за угла пулю за пулей.

— Эй! Шлите парламентера! — подхватили унтера и вдруг подняли для смеха белый флаг.

Стрельба прекратилась.

Красные, достигнув кладбищенской стены, окапывались.

— Не ходи, Долгих, это провокация, — сказал раздельно Октябрев.

Долгих что-то настойчиво доказывал.

— Ну, давай оружие… Прощай, — снова услышал Клепиков голос Октябрева.

Через минуту громкая речь Долгих уже разносилась по всей Сенной.

— Товарищи, вас сделали убийцами… Мироеды обманули тысячи крестьян…

Мятежники не спеша подходили к опрокинутому газетному киоску, который недавно служил средством защиты от пуль, а сейчас пригодился в качестве трибуны этому необычайному оратору.

Коренастая фигура Долгих, с забинтованной головой, в белой форменке, придававшей ему суровую красоту моряка, отчетливо выделялась над толпой.

«Надо задержать врага, выиграть время, — твердил ему внутренний голос. — Иначе погибнут твои боевые друзья, притиснутые к ограде…»

Долгих говорил, что руками спровоцированных селян авантюрист Клепиков, помещик Гагарин, заводчик Адамов, купцы и кулаки спешат воскресить свое былое могущество.

— Но этого не будет! Историю врагам не повернуть назад! Долой презренных изменников советской Отчизны!

Клепиков подбежал к мятежникам:

— Кончать с ним!

Он вспомнил выступление Селитрина на Ярмарочном поле, чуть не погубившее все дело… Горло его сжимал страх.

Но в ту же секунду рядом ударил выстрел. Растолкав потную толпу, Ефим разрядил маузер в продкомиссара.

Дикий вой ринувшихся вперед мятежников оглушил Клепикова и увлек в общую свалку. Возобновилась стрельба, разрывая желтыми вспышками предрассветную темноту. Мимо промчался Ефим, указывая в сторону кладбища, голос его тонул среди множества других звуков.

С трудом выбираясь из толчеи, Клепиков почувствовал необъяснимое беспокойство. Причину своего состояния он понял, когда очутился на Акатовской улице. Пользуясь замешательством, красные перевалили через кладбищенскую стену и постреливали уже где-то за чертой города.

Клепиков скрипнул зубами. Не было сомнения, что Долгих сознательно пошел на смерть, лишь бы дать возможность вырваться товарищам.

«Большевик», — содрогаясь всем существом, думал Клепиков.

Он вяло и безразлично спросил подъехавшую Аринку:

— Ушли?

— Проразинил Гагара…

…В здании уездного исполкома собрались чиновники, купцы, фабриканты… За столом сидел только что освобожденный из тюрьмы Адамов. Анархист Кожухов с трибуны разносил все доводы о форме правления. Он предлагал сжечь архивы, уничтожить коммунистов и издать декрет против частной собственности.

Клепиков остановился на пороге. Все притихли. — Город и уезд объявляют присоединившимися к Украине, — произнес Клепиков и вышел.

Люди переглянулись недоумевая… Лишь Адамов хитро ухмыльнулся. Он был доволен. Через несколько часов с Украины прибудут оккупационные войска.

Глава пятьдесят вторая