Молодость

— К черту! Меньше в жизни пакостей будет, — отмахнулся Степан. — Огонь!

Он подошел к тем, что минуту назад ждали смерти:

— Берите винтовки, товарищи… За мной!

Отряд Степана двигался на фланге рабочего Железного полка, прибывшего из Орла. Пехотные цепи, растянувшиеся от Сосны до Низовки, следовали за бронепоездом. И чем ближе к городу, тем больше присоединялось к ним добровольцев.

Люди шли молча, торопливо. На ходу отстегивались гранаты, к винтовкам примыкались штыки.

С Георгиевской колокольни ударила пулеметная очередь. Пули защелкали по рубежу, на котором остановился Степан. У крайних домишек Казацкой слободы заметались вражеские дозорные.

— Вперед! — Степан взмахнул гранатой и побежал к переулку, запруженному мятежниками. У вокзала грохнуло орудие. Снаряд просвистел высоко в небе, и на месте Георгиевской колокольни задымились развалины. Бронепоезд бил по огневым точкам.

Мятежники отхлынули в центр города.

— Взяли город — держаться надо! — кричали наиболее ретивые.

— Держись, ежели пуговицы крепкие, — в страхе огрызались из толпы. — Вон он как потчевает нашего брата!

На городской площади кулаки успели вырыть окопы и здесь встретили наступающих огнем. Бронепоезд обстреливал дороги, по которым подходило мятежное подкрепление. Сообразив, что красные не бьют по городу, не желая производить разрушения и избегая лишних жертв, Клепиков двинул свои банды в контратаку.

«Как там склад?» — взволнованно думал Степан.

Сердце его замирало при мысли о Насте, судьба которой теперь зависела от судьбы склада… Он смотрел на приближающиеся густые цепи противника, слушал злобный крик и вой и, размахиваясь, изо всей силы метал гранаты.

Сначала, когда враг побежал, Степан был уверен, что мятежникам не удалось вооружиться. Однако ураганный огонь и последующая контратака убедили его в обратном. Враг, несомненно, имел достаточное количество пулеметов и винтовок. Откуда?

— Обходят, Степан, — кричал ему Осип. — Унтера лютуют!..

Степан оглянул фронт. Унтера прорвались справа, у вокзала. Они окружили бронепоезд, стучали по его стальным бокам прикладами.

— Ага! Рвануть-то вам и нечем! — и Степан радостно сдавил Осипову руку. — Держится склад!

— Чего? — не понял Оська. Степан, не отвечая, пошел вперед.

Бронепоезд ударил шрапнелью по толпам мятежников, начал косить пулеметами. С громовым «ура» красные кинулись в штыки.

Враг отступил до Сергиевской горы и снова перешел в контратаку. Клепиков выделил в первую цепь свои ударные силы, подкрепленные адамовским денатуратом.

За Степаном увязались трое. Затем вынырнул из придорожной канавы четвертый. Они палили из винтовок и ревели пьяными голосами:

— Решай комбедчиков! Бей наповал, ребята!

Степан, отстреливаясь, уложил двоих. Патроны в нагане кончились, и теперь это оружие могло пригодиться лишь в качестве привеска к собственному кулаку. Однако Степан недаром считался отличным гранатометчиком. Размахнувшись, он запустил наганом в темную фигуру врага. Мятежник, застонав, свалился.

В этот момент к Степану бросился с винтовкой наперевес тот, четвертый, который вынырнул из канавы. Степан инстинктивно схватился за штык, направленный в него. Он увидел близко толсторожего унтера. Это был Глебка. В схватке они сорвались с глинистого обрыва и оба выронили винтовку.

Глебка выдирался из крепких Степановых рук, пыхтел, бил коленом в живот. Он шарил вокруг, ища спасительное оружие… Но Степан первый ощутил в руках мокрый от росы винтовочный приклад.

— У-у-у! — повторило далекое эхо последний Глебкин крик…

Глава пятьдесят третья

В пулемете Гранкина закипела вода. Николка подбежал с чайником, открыл наливную и выливную пробки, сменил воду.

Враги подползали к проволоке, окружавшей окопы, резали ее ножницами, рубили топорами и лопатами… Много раз за эту ночь они кидались на склад и на заставу у моста, которая дралась под руководством Терехова.

— Видишь крайнюю яблоню? — Настя указала Матрене на подкрадывавшегося кулака. — Целься лучше, мушку держи на прорези прицела. Левый глаз-то закрой! Опять промажешь!

— Я, милая, с тобой не сравнюсь, — возразила Матрена, наводя свою тяжеловесную винтовку. — Ты, Настюха, в цирке обучена…

И не успела Настя рассердиться на поспешный выстрел, как черневшийся за стволом яблони мятежник рухнул на землю. Матрена шевельнула непослушным, сухим языком:

— Это я?

— Да.

— Слава тебе, господи… — перекрестилась Матрена, — помог отплатить за моих голодных деток.

Закладывая в приемник пулемета новую ленту, Гранкин рассмеялся:

— Ты щедрая, тетушка! Но гляди: не рыжая ли борода у того мужика, которого ты сшибла?

Он намекал на Федора Огрехова, давно уже неравнодушного к Матрене.

Наступило затишье. Из окопа смотрели землисто-серые, застывшие в напряжении лица бойцов. Было слышно, как на заставе у моста неусыпный Терехов рассказывал о боях под Царицыном, о своем комиссаре.