Молодость с нами

производство. А ты стремилась. А теперь тем более надо думать: ты уже целый год прозанималась, на тебя

истрачено множество государственных средств”. — “Ах, папа, зачем ты это говоришь!” Разве можно, чтобы

судьба человека зависела от нескольких тысяч затраченных на него рублей.

Словом, Оля заявила, что пойдет в гороно и будет просить, чтобы ее послали преподавать историю в

средней школе. При ее маленьком росте, при девчоночьих манерах она ведь была уже взрослой, и уже не все,

что говорил отец, было для нее законом. Она имела свое мнение, свои стремления, и у нее складывались свои

взгляды на жизнь. И нечему тут удивляться — родители ее начинали трудовой путь отнюдь не с науки, а с

производства, с практики. Не только сын рабочего Павел Петрович Колосов — Елена Сергеевна, дочь ученого

естествоиспытателя, и та, окончив среднюю школу, когда страна становилась на путь индустриализации, не

стала подавать ни в какие институты, не вняла ни слезам своей матери, ни угрозам отца, что, дескать, пасти

овец будешь или в прачках закончишь жизнь. Нет, она пошла на биржу труда, стояла там три недели в очереди,

потому что в ту пору еще была безработица, и с великим трудом получила наряд в чернорабочие на завод, где

работал слесарем Павел Петрович. Чернорабочей ей, правда, пришлось быть недолго. Узнав, что у нее среднее

образование, ее поставили отметчицей… Лишь после трех лет работы на заводе Олина мать пошла в институт.

Все знают, всем известно, что подавляющее большинство людей того поколения, к которому

принадлежали они, родители Оли, шли на командные посты в промышленность, в науку, на руководство

партийными и советскими учреждениями, на руководство страной — через заводские цехи, через колхозные

поля, затем через рабфаки, комвузы и лишь в зрелом возрасте преодолевали пороги институтов и академий. Не

мамы с папами привели их к этому, а сама жизнь, и свое высшее образование они начинали с изучения жизни,

живой действительности различных сторон человеческого общества.

Когда Павел Петрович возвратился к себе в кабинет от Серафимы Антоновны, Вера Михайловна сказала,

чтобы он взял трубку, ему звонят из горкома.

— Товарищ Савватеев просит вас немедленно приехать к нему, — сказал в трубке строгий женский голос.

— Пропуск будет спущен.

Когда Павел Петрович вошел в кабинет к секретарю горкома Савватееву, там сидел Мелентьев.

— Присаживайся, товарищ Колосов, — сказал Савватеев и через стол протянул руку Павлу Петровичу. —

Вот ведь дело какое, — заговорил он после того, как Павел Петрович опустился в холодное кожаное кресло

напротив Мелентьева. — Нехорошее дело-то, а? Не к лицу старым коммунистам заниматься бытовым раз-

ложением.

Павел Петрович почувствовал, что краснеет. Он краснел от предчувствия чего-то отвратительного и

постыдного, недаром тут оказался этот Мелентьев, с которым, не умея скрывать свою антипатию, Павел

Петрович старался встречаться как можно реже. Он краснел и страшился своего состояния, думая, что эти два

человека истолкуют его так, как им заблагорассудится.

— Что это все значит? — спросил он, неизвестно для чего вынимая платок и неизвестно зачем

старательно вытирая левый глаз.

— Так ведь об этом весь твой институт говорит, — сказал Савватеев.

— О чем? — почти крикнул Павел Петрович.

— Не прикидывайся мальчиком, товарищ Колосов, — еще более, чем всегда, зловеще сказал Мелентьев.

— В чем дело? — Павел Петрович возмутился. — Почему со мной разговаривают как с преступником?

— Преступник ты, может быть, еще и не преступник. Против закона тут не так уж у тебя много, —

заговорил Савватеев. — А против партийной этики — немалые проступки. Вон товарищ Мелентьев говорит, что

ты от партийной организации, от общественности оторвался. Он хотел было все это сказать тебе лично, да

секретарь партийной организации в кабинет к директору неделями не может проникнуть.

— Он лжет, ваш товарищ Мелентьев! — твердо сказал Павел Петрович, полагая, что за тем его сюда и

пригласили, чтобы обвинить в отрыве от партийной организации. — Он может прийти ко мне в кабинет в

любую минуту! Его ни разу никто не задерживал перед моими дверями. Он сам перестал ходить, видя — я этого

не намерен скрывать, — что я не очень люблю такие формы отношений с людьми, какие он культивирует в

институте: нашим и вашим, лавирование между трудностями, а не преодоление их.

— Вот, вот, — сказал Савватеев, — и получается, что секретарь партийного бюро может встретиться с

директором только в кабинете секретаря горкома. Но это еще не главное. Главное, из-за чего я пригласил тебя,

товарищ Колосов, это то, что своим поведением ты разлагаешь коллектив института. Или ты эту интрижку

брось, или оформи ее законно, или мы будем принимать меры.

— Ничего не понимаю… — Павел Петрович был ошеломлен.

— Весь институт говорит о том, что некая Стрельцова — твоя любовница, что ты самолично перевел ее с

завода в институт, поближе к себе, и устроил на такое место, которое полагается кандидату наук…