Молодость с нами

никчемную, пачкавшую крупного советского ученого интригу с якобы заимствованными достижениями Верхне-

Озерского завода.

— Не якобы, а точно — присвоенными достижениями! — крикнули из зала.

Самаркина не ответила на реплику.

— Не так, нет, не так поступают истинно крупные ученые, большие люди, — продолжала она. —

Большие люди не носят камень за пазухой. Они говорят правду в глаза. Не ждут, чтобы обнародовать ее на

собрании. Я, помню, тоже совершила однажды ошибку, опубликовав непродуманную статью в журнале. И что

же? Сам академик Федулов прислал мне дружеское, теплое письмо. Он был болен, писал из больницы. Нет, он

не ждал собрания, чтобы разгромить меня публично. Вот как большие-то люди поступают. А к Колосову я

пришла…

В президиуме поднялся Бакланов.

— Одну минуточку, товарищ Самаркина, — сказал он и обратился к собранию:

— Товарищи, чтобы облегчить труд Нонны Анатольевны, я хочу объяснить, зачем она приходила к

товарищу Колосову. Она просила снять нашего талантливого молодого товарища Ратникова с его должности,

поскольку он не имеет кандидатского диплома, и назначить на его место ее, Нонну Анатольевну, поскольку она

имеет диплом кандидата наук. Вот как, видите, по отношению к молодежи поступают настоящие ученые,

большие люди.

В зале засмеялись. Кто-то крикнул: “Довольно! Хватит!”

Дальше говорить Самаркиной не дали, шумели, не слушали. Она сошла с трибуны.

Коммунисты выходили на трибуну один за другим, они разоблачали негодный стиль работы Мелентьева

и всего партбюро, которое Мелентьев сумел подчинить себе. С негодованием говорили о Мукосееве, о его

методах запугивания людей, помянули беспартийного Красносельцева, который написал в разные инстанции,

как установила специальная комиссия, двадцать шесть заявлений за своей подписью да примерно столько же

анонимных: специалисты сличили и почерки и оттиски шрифта машинки Красносельцева.

Неожиданно для всех выступил много лет молчавший Румянцев. Он напомнил о том, как выбирали

Мелентьева секретарем партбюро. В первый раз, когда Мелентьев явился в партийную организацию института

по рекомендации горкома, партийное собрание поверило этой рекомендации. А второй раз?

— Второй раз, — говорил Румянцев, — к избранию Мелентьева привела наша беспринципность,

товарищи! Посмотрим протоколы. Что на том собрании выдавалось за положительные качества Мелентьева?

Его умение сглаживать углы, избегать осложнений, короче говоря — лавировать между представителями

различных мнений, заигрывать и с теми и с другими, кланяться и нашим и вашим. Какие принципиальные

вопросы поднимались в партийной организации за два года при Мелентьеве? Никаких. Жили тихо, думали: вот

и хорошо, не понимая, что в этой тишине мы начинаем незаметно утрачивать принципиальность, боевой

партийный дух. Не нужны нам успокоители и умиротворители!

Собрание продолжалось два вечера. Павел Петрович был полностью реабилитирован.

На собрании председательствующий Малютин даже прочел вслух записку с неразборчивой подписью. В

записке говорилось, что на заводе имени Первого мая под руководством Павла Петровича Колосова одержана

крупная победа над водородом в слитках. К записке были приложены анализы, таблицы, графики — целая

тетрадка.

Откуда эта тетрадка взялась, знала только Людмила Васильевна Румянцева. Записку и тетрадку ей

прислала Варя и просила сделать как-нибудь так, чтобы о содержании их узнало партийное собрание.

Павла Петровича почти единогласно избрали в состав нового партийного бюро. Мелентьева даже в

список для голосования не внесли. Никто не назвал его фамилии.

3

За всю зиму Косте удалось встретиться с Любой не больше десяти раз. Устраивать свидания было

нелегко. То Люба подходила на лыжах к условленному месту в лесу, то они сговаривались побывать в городе и

ходили там в кино и в театр, то Костя приезжал в колхоз.

Костя ждал встреч, мучился, жил ожиданием, но приходила встреча, проходила — и становилось еще

хуже, время после нее начинало тянуться так медленно и нудно, что было совсем невмоготу.

Капитан Изотов иной раз говорил Косте: “Лейтенант, женились бы. Гляжу, страдаете. Страдание

устранимое. Оборудуем вам жилье поудобней, поуютней. Чего там!”

Хорошо ему было говорить, капитану Изотову: женились бы. Костя бы и женился. А пойдет ли за него

Люба? — вот вопрос. Ни слова про это ни он, ни она еще не сказали. Ну, она — понятно, она и не обязана

первая говорить. Он должен это сделать, он. А попробуй сделай. Сестра Оля очень бы удивилась, узнав, что ее

прямой и даже грубоватый брат оказался таким нерешительным, застенчивым, робким. Она вот, эта сестренка,

оказалась храбрее. Она уже вышла замуж. Костя знал все и об Ольге и об отце, оба они ему писали в письмах,

как обстоят дела дома. Ольга писала, что никогда не простит отцу измену семье, что отец разрушил семью.