Молодость века

Неожиданно я почувствовал себя плохо; потребовалась операция аппендицита. Наш отъезд в Варшаву затянулся. Ордынский, не видевший меня уже несколько дней, не выдержал и отправился в один из производственных профсоюзов, где можно было уточнить варшавский адрес Фронта. Конечно, все профсоюзы, а в особенности тот, куда шел Ордынский, находились под тщательным наблюдением шпиков. Появление нового человека, кстати весьма мало похожего на рабочего-производственника, привлекло их внимание. Выяснилось: Ордынский жил в гостинице, числился коммерсантом, но никаких коммерческих операций не производил. Это насторожило полицию. В то же время никаких фактических данных против Ордынского у нее не было.

Шпики навели справку, зачем приходил в профсоюз «высокий, представительный, хорошо одетый пан». Им ответили, что «пан» собирается купить небольшой завод и справлялся, на каких условиях можно пригласить некоторых специалистов. Однако шпиков это не удовлетворило.

Находясь в больнице, я, разумеется, ничего этого не знал. Лежа после операции на койке, я думал только о том, что время уходит. Значительно раньше срока, указанного мне доктором Шапиро, я, еще перевязанный, отправился в гостиницу к Виктору Алексеевичу.

АРЕСТ

Это было 3 октября. Беседуя с Ордынским в его номере, я услышал шум снаружи и отворил окно. Гостиница была оцеплена. У подъезда стояла карета, окруженная конными полицейскими. Дверь номера распахнулась, и несколько жандармских офицеров с целой оравой солдат ворвались в комнату.

— Не сопротивляйтесь, вы арестованы!

Они рассыпались по комнате, все обнюхивая, осматривая каждый угол, раскрывая чемоданы, срывая обшивку с сидений…

Темная и узкая полицейская карета привозит нас в какое-то здание монастырского типа. По крутой лестнице мы поднимаемся на второй этаж; люди, в черных сюртуках, со скучными лицами, сидят вокруг стола. Наше появление удивляет всех. Оказывается, это Белорусская рада. Не то, совсем не то… Мы выходим, и полицейский офицер снова возит нас долго по городу в поисках контрразведки. Наконец подъезжаем к довольно убогому двухэтажному зданию, над окнами которого криво висит вывеска: «Международная компания жатвенных машин». У входа — часовые. На площадке первого этажа три фельдфебеля при свете фонаря играют в карты. Один из них приковывает мое внимание: настоящий оперный черт. Кривые ноги, фигура, заставляющая подозревать хвост под мундиром, мефистофельский нос и даже необычная в армии бородка… Черт-фельдфебель, скучновато улыбаясь, повел нас на второй этаж, освещая фонариком заплеванную окурками грязную лестницу. В первой комнате горела свеча, бросая длинный блик света на стену. Унтер-офицер, самодовольно ухмыляясь, долго записывал что-то в книгу. Но доставивший нас сюда полицейский офицер все еще не собирался уходить. Выяснилось, что он должен передать нас непосредственно начальнику контрразведки.

Минуты тянулись, как часы. Поражала тишина в здании. Часовые в полном боевом снаряжении сменялись на постах. Казалось, будто они охраняли пустоту. Вдруг за дверью послышались звон шпор, смех и женские голоса. Унтер-офицер вытянулся. Полицейский офицер подтянул ремень на животе.

— Черт побери, где же свет? — спросил чей-то голос с веселой интонацией.

И по случайному совпадению почти тотчас же вспыхнули электрические лампочки. Мы увидели в комнате странную группу людей. Впереди, с приятной улыбкой на румяном круглом лице, стоял, согнувшись в полупоклоне, изящный офицер небольшого роста, в лайковых белых перчатках, в светло-серой шинели, с выпущенной сбоку кривой кавалерийской саблей, судя по погонам — подполковник. Рядом с ним — другой офицер, огромного роста, с тупо-надменным выражением лица. Широко расставив ноги, он опирался на гигантский палаш, формой и размерами похожий на средневековый меч. Две девушки весело щебетали, осматривая комнату и тыкаясь носиками во все углы. Одна, наконец, села на угол стола, положив ногу на ногу, качаясь и напевая какую-то песенку. Унтер-офицер стрельнул было в нее косым глазом и оправил усы, но поворот головы высокого офицера заставил его вытянуться и замереть на месте. Другая девушка подошла к этому офицеру, и они начали шептаться. Между тем подполковник в лайковых перчатках, сохраняя приятную улыбку на лице, протянул руку. В тот же миг полицейский офицер, сделав прыжок, передал ему пакет и вытянулся. Это и был начальник контрразведки Блонский. Мы слышали о нем раньше как о человеке, применявшем самые гнусные провокации в борьбе с коммунистическими организациями и превратившем контрразведку в застенок политической инквизиции.

Блонский пробежал глазами бумаги и с еще более приятной улыбкой сказал:

— О, это очевидное недоразумение. Мы выясним все очень быстро: интеллигентным людям всегда легко объясниться.

Не успел он договорить фразу, как высокий офицер, до этой минуты интересовавшийся, по-видимому, только разговором с девушкой, вдруг так рявкнул, что даже ко всему привычные унтер-офицеры вздрогнули и вытянулись в испуге.