Молодость

Наконец, он догнал ее, схватил в охапку и стал целовать, не замечая, что целует волосатые эльфийские ушки и вздернутый гномичий носик. Незнакомый до сих пор запах пороха отрезвил его.

Паша остановился, Эльфогном отстранился и стал исчезать. Сквозь уши стало видно деревья, он прижал к груди коробку, перевязанную пестрой лентой, и, уже неотделимый от темноты, прошептал с укором:

– Что вам всем от меня надо? Я еще маленькая.

Ноябрь 2007–ноябрь 2009

Избранные рассказы 1992 –2009

Месть мяса

Не оставляй на слезы.

Западноукраинская поговорка на случай, если ребенок не хочет есть что-либо до конца

Пранас оказался на лугу одновременно с солнцем. Пока в полной темноте шли от хутора, ветер уже доносил изза леса запах первых лучей, роса становилась теплее с каждым шагом, и солнце встретило Пранаса как раз в начале луга. Звон колокольчиков разбудил цветы, трава распрямилась, воздух стал золотым и звонким. Но все это было здесь, внизу, а над самой головой, в еще не ушедшем ночном небе, горела последним туманным светом незнакомая планета. Так повторялось каждый день: другие планеты и звезды гасли, а эта ненадолго оставалась. Отец шел рядом, сначала в сумерках, прижимаясь к Пранасу и согревая своим теплом, а потом, наоборот, специально отставая, перепоручая эту заботу солнечным лучам. Август в Литве не жаркий, и даже если начинает припекать, это скорее кажется, чем на самом деле.

– Отец, я давно хотел спросить кое о чем. Можно?

– Конечно. Я и сам собирался с тобой поговорить.

– Что это за планета, которая не исчезает даже утром?

– Ах, вот ты о чем, – отец словно обрадовался, – это Наша планета. Вот только видят ее не все.

– Как это?

– Ну, вот, например, мальчик – пастушок Игнас: для него сейчас на небе только облака. А вон – грузовик поехал, и в нем шофер. Так он тоже, представь себе, не видит Нашу планету.

– Странно, – сказал Пранас, – почему же тогда мы ее видим?

– Все очень просто. Потому что там сейчас те, кого мы очень любим, все Наши: бабушка, дедушка, твой брат Мечисловас.

– Мечисловас? Но ведь он только вчера утром уехал в город?

– Ты поймешь, – ласково сказал отец, – не все сразу. Скоро мы все там окажемся и славно заживем, а пока – набирайся сил. Пора завтракать.

Пранас с наслаждением опустил голову в травы. Немного клевера и ромашек, сдобренных молодым мятликом и политых росой: все было, как он любил. Отец отошел в сторону и тоже наклонился, выбрал себе стебли пожестче. Они ели медленно и тщательно пережевывая, чтобы ни одна травинка не пропала даром.

Спустя около получаса, как обычно, с соседнего хутора пастух привел свое стадо. Сердце Пранаса чуть не взорвалось от радости, когда он увидел Жалмарге.

– Здравствуй, – сказал он, – а я вот тут ем, – и сразу покраснел, потому что не в этом было дело.

Но Жалмарге была умная и добрая. Она словно не заметила его глупости.

– Здравствуй, ты каждый день тут ешь, это не новость. А можешь рассказать что-нибудь интересное?

И он рассказал про планету. Оказывается, это – Наша планета, все Наши уже давно там, ну и, понятно, мы тоже скоро будем.

– Интересно – как? – спросила Жалмарге. – Коровы не летают.

– Ну не знаю, этого мне отец еще не рассказывал.

Пастушок Игнас спал неподалеку, и Пранас старался лишний раз не поднимать голову, не звенеть колокольчиком. Хорошее было утро. Вот только стало немного обидно, что Мечисловас уехал в город и не попрощался.

* * *

Отец рассказал все ночью. Он тихонько толкнул спящего сына в бок, и не рогами, шутливо, как обычно (Пранас в таких случаях визжал от смеха), а губами и носом. От этого теплого толчка, почти поцелуя, Пранас проснулся и нехотя стал подниматься, потому что подумал, что пора на луг.

– Нет, нет, сынок, – сказал отец, – еще не утро. Я расскажу тебе самое главное – как мы доберемся на Нашу планету.

Ночь стояла тихая, каждый звук во дворе был слышен отчетливо: вот речка побежала быстрее, вот пес повернулся во сне, а вот лис застыл у дальнего стога и зашуршал сеном, услышав громыхнувшую цепь. Все эти звуки вместе назывались тишиной, и, если не задумываться, их словно бы не было.

Пранас слушал отца, широко распахнув глаза, и улыбался. Так было хорошо и сонно, что, собственно, и неважно, о чем шла речь. Постепенно просыпаясь, он становился серьезнее.

– Вот так, сынок, – сказал отец, – ты понял?

– Да, – ответил Пранас, – но не очень. Как-то все запутанно. Ты объясни понятно: что такое бифштекс, при чем тут я и зачем нужно ради этого всего просыпаться среди ночи? Может быть, утром, на лугу? Я так люблю слушать твои истории во время завтрака.

Отец хотел сказать что-то еще, но потом просто улыбнулся и еще раз ткнулся в бок мокрым носом. Пранас положил голову на копыта и сладко засопел. Стало только немного обидно, что утро наступит скоро.

* * *

Он все понял в ту секунду, когда проснулся. А пока шли на луг, обдумал еще несколько раз. Отец шагал рядом и грел его.

– Как же так, папа, – спросил Пранас, – меня съедят?