Молодые годы короля Генриха IV

– Я хочу видеть маршала де Матиньона, – сказал король. Он вспомнил, что должен поддерживать не губернатора, а его заместителя. Нельзя отступать от заученного плана!

– Сир! Его сейчас нет в Бордо, и гарнизон его крепости нас так сразу не впустит. А в ратуше я дома. Ваше величество здесь будет в безопасности, и вас примут хорошо.

Услышав столь легкомысленные слова, сказанные его зятем и кузеном, король нахмурился еще больше. Он чуял в этом какой-то умысел и подвох и был отчасти прав; ибо по пути сюда Генрих, несмотря на все благородство и чуткость сердца, тщательно обдумывал, где и как лучше всего завладеть этим Валуа. И решил, что удобнее всего в ратуше, ибо там всем управлял его друг Монтень. Следуя глазами за взглядом короля, Генрих воскликнул:

– У моего полка одна цель – охранять ваше величество!

А король надменно ответил:

– У меня у самого есть полки.

– Ваши конники, сир, под командой маршала де Матиньона рассыпались по горам и долинам, чтобы сразиться с моими.

Король вздрогнул. Он понял, что попал в западню. А Генрих, увидев это, почувствовал к нему сострадание; быстро наклонился он к королю и настойчиво прошептал ему на ухо:

– Генрих Валуа, зачем же ты приехал? Доверься мне!

На лице несчастного короля отразилось некоторое облегчение.

– Пусть твои войска уйдут отсюда, – потребовал король также шепотом, и Генрих немедленно отдал приказ, чтобы они удалились, но для офицеров добавил: пусть полк остается в городе, отрежет его от крепости и будет готов отразить нападение врага. Валуа, мы не уверены друг в друге. Он был счастлив доложить:

– Сир! Мэр города и господа советники!

Вошли четверо мужчин в черном, они опустились перед королем на колени. Один из них, с золотой цепью на груди, приветствовал короля по-латыни, чистоту которой король не мог не отметить; это было тем похвальнее, что классические обороты трудны в обыденной речи, особенно же они трудны для южанина. Королю было приятно, минутами он почти забывал об опасности. Он попросил советников встать и наконец проследовал в ратушу. Иные потом утверждали, что лишь красноречие господина Мишеля де Монтеня побудило его это сделать.

Наследник престола

Сначала мэр города ввел короля в самую обширную залу. Ввиду столь неожиданного приезда его величества ее не успели еще должным образом осветить. Далекие тени в углах тревожили Валуа, он потребовал, чтобы ему отвели небольшую, но ярко освещенную комнату, поэтому отперли библиотеку мэра. Король Наваррский приказал своим дворянам нести охрану вместе с дворянами короля Франции. Валуа, уже входя, обернулся и громко заявил:

– Здесь, у дверей, будут только мои! – А Генрих отозвался не менее решительно:

– А мои займут выход!

Так они, каждый обезопасив себя, перешагнули порог. Монтень хотел остаться со свитой, но король приказал ему войти. На лице его появилась угрюмая усмешка, он сказал:

– Господин де Монтень, вы заседаете в моей палате. Эта комната тесна. Если сюда ворвутся убийцы, мы погибнем в схватке все трое. Вы заблаговременно предупредите меня об опасности?

И у Монтеня изменилось лицо, – может быть, он придал ему выражение насмешки и, уж конечно, преданности. Он ответил:

– «Omnium rerum voluptas»[30]… Во всем именно опасность нам приятна, хотя как раз ей-то и надлежало бы нас отталкивать.

– У вас много книг, – заметил в ответ ему король, обвел взором стены и вздохнул. Он вспомнил свои писания, удобный меховой плащ, монашескую сутану; облачившись в нее, он воображал, что с суетным миром навсегда покончил. Здесь же предстояло бороться. – А удастся нам добиться чего-нибудь дельного? – спросил он без всякой уверенности в голосе. Его кузен и зять ответил:

– За мной задержки не будет, – и уже преклонил было колено. Король подхватил его, поднял и сказал:

– Брось весь этот вздор… я про церемонии… Говори, чего ты хочешь?

– Сир! Я прошу только ваших приказаний.

– Ах, оставь, выкладывай!

Король ощупал глазами стены – не может ли какая-нибудь книжная полка повернуться на петлях. И так как не нашел потайной двери, которой так опасался, то собственноручно выдвинул кресло на самую середину комнаты. Тут уж никто не смог бы неожиданно подскочить к нему; порой его движения становились совсем мальчишескими.

– Может быть, наоборот, вы, сир, ждете чего-нибудь от меня? – спросил Генрих. – Я охотно обсужу ваши пожелания с моими друзьями.

– Это уже не раз обсуждалось. Все дело в том, чтобы вы наконец решились, – заявил король неожиданно официальным, даже торжественным тоном.

Генрих отлично знал, о чем идет речь: о его переходе в лоно католической церкви. Но он сделал вид, что не понимает, и с напускной горячностью принялся возмущаться и жаловаться на своего наместника в Гиенни. По его словам, маршал Матиньон ничуть не лучше прежнего, Бирона. Генрих приплел сюда даже самого короля:

– Вам бы следовало отцом мне быть, а вы по-волчьи воюете против меня. – Король возразил, что ведь Генрих не желает повиноваться.

– Я-то вам спать не мешаю, – возразил Генрих. – А вот из-за ваших преследований я уже полтора года не могу добраться до своей постели.