Молодые и злые (СИ)

— Это не повод так нагло пользоваться моим расположением, — учительским тоном ответила Громова и чмокнула его в нос. — Ладно, я пойду, поговорю с Тёмой, надо как-то уладить все это.

— Кир, а ты заметила? — кинул ей вслед футболист, когда она уже отошла к двери. — Ты не спорила, когда я назвал тебя своей девушкой. Впервые.

— Как будто это имеет какой-то смысл! — отмахнулась она и исчезла за дверью.

Выйдя на залитый вечерним солнцем внутренний двор, Громова нашла Артёма сидящим на краю шезлонга и ковыряющим трубочкой от оставленного кем-то коктейля швы напольной плитки у себя под ногами. Он был похож на обиженного ребенка: — такой большой, но в то же время беззащитный, ужасно упрямый и способный вывести ее из себя за долю секунды, но при этом такой понятный и родной. Она была по-настоящему зла на него, но вместе с тем понимала, жалела и заранее прощала, как делала всегда.

Кира глубоко вздохнула и, подойдя к нему почти вплотную, коснулась ладонью растрепанных волос.

— Тём, ну что ты творишь? — с мягким укором произнесла она, глядя на него сверху вниз. — Я же просила не лезть к нему.

— Бесит. Не могу смотреть, как он вокруг тебя вьется, — резко откидывая трубочку в сторону, выпалил Дзюба и встал, добавляя сварливым тоном. — И ведет себя так, будто у вас уже все на мази! Это ты виновата! Сама повод даешь, поощряешь! Еще и деньги у него берешь…

— Мы об этом уже говорили, — тихо сказала девушка, забирая его руки в свои. — Думала, ты поймешь…

— Я понимаю, — глухо отозвался футболист и еле слышно добавил, глядя в пол. — Но он все равно тебе не подходит.

— Я знаю, — хмыкнула Громова и пристально посмотрела на него. — Мне ты подходишь.

Артём шумно втянул воздух и крепче сжал ее пальцы, не поднимая на подругу глаз.

— Но ведь это ничего не меняет, так ведь? — пытаясь заглянуть ему в лицо, спокойным тоном добавила Кира.

Дзюба молчал, поджав губу и не находя, что ответить на эту очевидную истину, висящую между ними уже не первый год. Этой женщине, которую он боготворил, которой восхищался, которая чувствовала его, как никто другой, могла противостоять ему на равных, разделяла все его мечты и понимала желания, которая была будто создана специально для него, этой женщине он мог предложить только свою изматывающую и требовательную дружбу. Зависнув на тонкой грани между «навсегда» и «никогда», он мучил и себя, и ее, но не мог разорвать эту связь, ставшую для него источником жизненной силы. А она заслуживала большего, намного большего… Того, что он никогда не сможет ей дать.

— Это только до конца чемпионата, — примирительно касаясь лбом его груди, проговорила Громова, так и не дождавшись ответа. — Потом он уедет домой, мы с Вадькой и Диего поедем на Ибицу… Все вернется на круги своя, будет, как прежде.

— Могли бы выбрать какое-нибудь другое место, не в Испании, — уже беззлобно фыркнул Артём и с усмешкой добавил. — Кислоту жрать будете?

— И кислоту тоже, — улыбнулась девушка, не поднимая головы. — Там выбор большой.

— Он тебе нравится, да? — вдруг тихо спросил Дзюба, кладя ладонь ей на основание шеи.

— Нравится, — едва заметно кивнула Кира. — В нем есть… Не знаю, как сказать… Будто во мне сейчас не хватает какого-то витамина, необходимого для выживания элемента, и он его восполняет!

— А во мне? — смущенно спросил зенитовец, касаясь щекой ее макушки.

— В тебе нет, Тёмка, — ласково произнесла она и, подумав несколько секунд, добавила. — Ты такой же, как я, мы одной крови с тобой.

На несколько секунд Артём перестал дышать, гулко отдаваясь каждым ударом сердца ей в щеку, а потом вдруг сгреб девушку в охапку и с силой прижал к себе.

— Громова, блин, — сдавленно промычал он. — Ну, на хрена душу-то рвать?

— Прости, сказала, что думаю, — выдохнула Громова, уже понимая, что на шее от его руки теперь точно останется след.

— Зараза ты, — буркнул Дзюба, зарываясь лицом в ее волосы.

— Согласна, — кивнула Кира.

— Не, ну так невозможно работать! — всплеснул руками Климов и отбросил в сторону карандаш, которым рисовал в блокноте корявый эскиз, больше напоминающий наскальный рисунок. — Где ты витаешь?

Громова полулежала на кровати в номере своего друга, обложившись бумажками с не менее сомнительными произведениями рекламного искусства, планировавшимися, как эскизы к раскадровкам будущего ролика, и уже минут тридцать не могла выдать ни одной дельной идеи либо конструктивной критики.

— А чем ты недоволен? — откидываясь на подушку и закрывая глаза, проговорила девушка и не глядя, подняла один из листков, завалившийся ей за спину. — Я же говорю — вот это ок.

— Да это полная фигня! — продолжал возмущаться Вадик, выхватывая лист и разрывая его пополам. — Тебе вообще все равно, что ли? Что с тобой?

— Я устала, — промычала Кира и накрыла лицо еще одним листком, валявшимся под рукой. — Оставь меня, я хочу умереть…

— Это не повод срывать выпуск ролика, — равнодушно хмыкнул Климов, отнимая у нее и этот листок, и заинтересованно добавил. — А что случилось? С Черешней поссорилась?