Молодые львы

Кристиан пристально наблюдал за ними. Чувствуют себя в Германии как дома. Гуляют по лесу. Разговаривают по-английски в сердце Баварии. Собираются провести лето в Альпах, пожить в отелях, предназначенных для туристов, потрахать местных девушек. Желающих будет хоть отбавляй. Откормленные молодые американцы – это тебе не фольксштурмовцы. Все они здоровы, у них добротные башмаки, форма с иголочки, научно обоснованная диета, авиация, санитарные машины, а не телеги, и никаких проблем ни с бензином, ни со всем остальным… А после демобилизации они вернутся в свою богатую страну, нагруженные военными сувенирами: касками убитых немцев, железными крестами, снятыми с трупов, снимками разрушенных бомбами домов, фотографиями возлюбленных погибших солдат… Вернутся в страну, которая никогда не слышала ни единого выстрела, где от взрыва бомбы не сотрясалась ни одна стена, не вылетало ни одно оконное стекло…

Богатая страна, недостижимая, неуязвимая…

Кристиан почувствовал, как его губы изогнулись в гримасе отвращения. Он вновь поднял автомат. «Пополню свой список еще двумя, – подумал он. – Почему нет?» И гримаса обратилась в улыбку. Он даже начал что-то мурлыкать себе под нос, поймав в прицел ближайшего к нему американца, того, что кричал. Через секунду ты уже не будешь так громко кричать, дружок, думал он, кладя указательный палец на спусковой крючок. Внезапно ему вспомнилось, как Гарденбург тоже что-то мурлыкал себе под нос в аналогичной ситуации, лежа на гребне холма в Африке и наблюдая, как завтракают англичане… Воспоминание это удивило его. Прежде чем нажать на спусковой крючок, Кристиан вновь подумал о том, что выстрелы могут услышать другие американцы, которые найдут и убьют его. На мгновение он заколебался, но потом решительно качнул головой. Ну и черт с ним, подумал он, лучше смерть, чем такая жизнь, и нажал на спуск.

После двух выстрелов автомат заело. Но Кристиан знал, что попал в одного из этих мерзавцев. Когда он наконец поднял голову, вытащив заклинивший патрон, оба американца исчезли. Кристиан видел, как один из них начал падать, но теперь на дороге не было ничего, кроме винтовки, которую вышибло из рук второго американца. Она лежала посреди дороги, и в одной точке ее, у самой мушки, отражался солнечный лучик.

Черт, с досадой подумал Кристиан, так напортачить! Он прислушался, но ни со стороны дороги, ни из леса не доносилось никаких звуков. Значит, американцев только двое, решил Кристиан. А теперь остался один. Второй, если и жив, двигаться наверняка не может…

А вот ему самому надо двигаться, и побыстрей. Тому, кто остался цел, не понадобится много времени, чтобы понять, откуда стреляли. Американец попытается найти его… а может, и нет… Кристиан полагал, что скорее всего так оно и будет. Американцы – не храбрецы. Они предпочитают подождать, пока прилетит авиация, подъедут танки, подтянется артиллерия. А вот здесь, в лесу, за полчаса до захода солнца, не будет ни самолетов, ни танков, ни артиллерии. Лишь один человек с винтовкой… Кристиан не сомневался, что человек этот не станет его выслеживать, особенно теперь, когда до конца войны осталось совсем ничего. Если американец, в которого он попал, убит, размышлял Кристиан, то выживший сейчас наверняка спешит за подмогой. Но если американец только ранен, то его напарник останется с ним рядом, чтобы ему помочь, а значит, станет отличной мишенью…

Кристиан усмехнулся. «Разберусь с этим, – подумал он, – и, пожалуй, завяжу с этой войной». Он вновь внимательно оглядел дорогу. Винтовка по-прежнему лежала на асфальте. И никаких свидетельств того, что второй американец все еще там. Согнувшись в три погибели, Кристиан очень осторожно двинулся в глубину леса, чтобы, описав широкую дугу, выйти с другой стороны к тому месту, где стояли американцы.

Правая рука Майкла онемела. Он это понял, лишь когда наклонился, чтобы опустить Ноя на землю. Одна из пуль попала в приклад винтовки, которую нес Майкл, и вырвала ее из руки. Теперь рука болела до самого плеча. Поначалу, когда Майкл схватил Ноя и потащил его в лес, он ничего не замечал, но теперь, склонившись над раненым, почувствовал, что правая рука больше ему не подчиняется. То есть его и без того тяжелое положение осложнилось еще больше.

Пуля попала Ною в шею, над левой ключицей. Он истекал кровью, но еще дышал, неглубоко и прерывисто. Он был без сознания. Майкл опустился рядом с ним на колени, перевязал рану, но бинт не остановил кровь. Ной лежал на спине, каска придавила маленькие розовые цветы, короткие стебельки которых едва вылезали из земли. На лице его появилось прежнее отсутствующее выражение. Глаза были закрыты, светлые кончики ресниц загибались кверху, придавая верхней половине лица девичью нежность.

Долго смотреть на него Майкл не мог. Голова в отличие от руки работала, хоть и с трудом. «Я не могу оставить его здесь, – думал он, – и я не могу нести его к лагерю, тогда мы погибнем оба, став идеальной мишенью для снайпера».