Молодые львы

Ровно в одиннадцать Кристиан поднялся по черной лестнице. Гретхен, одетая в зеленое шерстяное платье, неестественно выпрямив спину, сидела за столом и что-то писала. Она даже не обернулась, когда Кристиан вошел в комнату. О Господи, подумал он, да это же вылитый лейтенант. Кристиан приблизился к ней, наклонился и поцеловал Гретхен в макушку, вдохнув аромат ее надушенных волос.

Гретхен перестала писать и обернулась. Лицо ее напоминало каменную маску.

– Тебе следовало сказать мне.

– Сказать что? – не понял Кристиан.

– Из-за тебя у меня могут быть серьезные неприятности.

Кристиан тяжело плюхнулся на стул.

– Да что я такого сделал?

Гретхен поднялась и зашагала взад-вперед по комнате, подол платья путался у нее в ногах.

– Это бесчестно! Из-за тебя я натерпелась такого страха!

– Какого еще страха? – воскликнул Кристиан. – О чем ты?

– Не кричи! – рыкнула на него Гретхен. – Нас могут подслушивать.

– Может, ты все-таки объяснишь мне, что произошло? – понизив голос, спросил Кристиан.

– Вчера, – Гретхен остановилась перед ним, – ко мне на работу приходил сотрудник гестапо.

– И что?

– А до того они побеседовали с генералом Ульрихом, – многозначительно добавила Гретхен.

Кристиан в отчаянии покачал головой.

– Да кто такой генерал Ульрих?

– Мой знакомый, – ответила Гретхен, – мой очень хороший знакомый, который из-за тебя, возможно, влип в скверную историю.

– Не знаю я никакого генерала Ульриха!

– Говори тише. – Гретхен прогулялась к буфету, налила себе коньяку. – Только такая дура, как я, могла позволить тебе прийти сюда.

– Но какое отношение имеет ко мне генерал Ульрих?

– Генерал Ульрих, – ответила Гретхен после доброго глотка коньяка, – хлопотал о присвоении тебе офицерского звания и о том, чтобы тебя прикомандировали к генеральному штабу.

– И что из этого?

– Вчера из гестапо ему сообщили, что тебя подозревают в принадлежности к коммунистической партии. Там пожелали знать, как вы познакомились и почему он оказывает тебе протекцию.

– А что ты хочешь от меня услышать? – спросил Кристиан. – Я давно уже не коммунист. С тридцать седьмого года я член нацистской партии.

– Гестапо все это известно. Как и то, что с тридцать второго по тридцать шестой год ты состоял в австрийской коммунистической партии. Они также знают, что вскоре после аншлюса ты чем-то рассердил регионального комиссара Шварца. Знают они и о твоем романе с американкой, которая в тридцать седьмом году жила в Вене с евреем-социалистом.

Кристиан устало откинулся на спинку стула. В гестапо, думал он, не упустили ни одной мелочи, но все неправильно истолковали.

– Во Франции за тобой установлена слежка, – продолжала Гретхен. – Каждый месяц гестапо получает подробный отчет. – Она мрачно усмехнулась. – Надеюсь, тебя порадует, что мой муж характеризует тебя только положительно и рекомендует направить в офицерскую школу.

– При встрече обязательно поблагодарю его, – сухо отозвался Кристиан.

– Разумеется, ты никогда не станешь офицером. И тебя не пошлют на Восточный фронт. Даже если твою часть передислоцируют в Россию, тебя переведут в другую.

«Я попал в лабиринт, из которого нет выхода, – подумал Кристиан. – Невероятная катастрофа».

– Вот и все, – подытожила Гретхен. – Естественно, когда в гестапо выяснили, что женщина, работающая в министерстве пропаганды и поддерживающая дружеские, официальные и иные связи со многими высокопоставленными чиновниками и военными…

– Ради Бога, прекрати! – взорвался Кристиан. – Ты говоришь, как полицейский следователь!

– Но и ты должен войти в мое положение… – Кристиан впервые различил в голосе Гретхен извиняющиеся нотки. – Люди попадали в концентрационный лагерь и за куда меньшие проступки. Ты должен понять меня, дорогой.

– Я тебя прекрасно понимаю. – Кристиан возвысил голос. – И гестапо я понимаю, и генерала Ульриха. И я скажу тебе, что мне все это обрыдло! – Он вскочил, подошел к Гретхен и навис над ней, не помня себя от ярости. – Ты думаешь, что я коммунист?

– Какая разница, что я думаю, дорогой, – пожала плечами Гретхен. – Вот в гестапо думают, что такое возможно. И это главное. А следовательно, возникают сомнения в твоей благонадежности. Пожалуйста, только не надо в чем-то винить меня. – Тон изменился, стал мягким, умоляющим. – Будь я обычной женщиной, выполняющей простую, ни к чему не обязывающую работу, я могла бы видеться с тобой где угодно, всюду появляться в твоей компании… Но сейчас это просто опасно. Ты же многого не знаешь. Ты давно не был в Германии, понятия не имеешь о том, как внезапно исчезают люди. Просто так. Ни за что. Честное слово. Пожалуйста… Ну что ты так зло на меня смотришь…