Молодые львы

– Что ж, ушли мы достаточно далеко. – Мистер Плаумен обратился к Ною, когда до церкви оставалось пятьдесят ярдов. – Хотите повернуть обратно?

– Да, – ответил Ной.

Старик опять удивил его, озадачил, и Ной шел к отелю, ничего не видя перед собой. Нож гильотины так и не упал на его шею. Ной искоса глянул на лицо старика. В гранитных чертах читались сосредоточенность и некоторая растерянность. Старик, решил Ной, подыскивает подходящие, взвешенные слова, чтобы сформулировать отказ претенденту на руку его дочери, слова справедливые, благоразумные, не оставляющие никаких надежд.

– Молодой человек, для меня ваше появление здесь – жестокое испытание.

Ной почувствовал, как у него автоматически сжались челюсти, словно он собрался кинуться в драку.

– Вы устроили старику проверку принципов, которых он придерживался всю жизнь. Не могу этого отрицать. Богом клянусь, мне очень хочется, чтобы вы вернулись на станцию, сели в поезд, уехали в Нью-Йорк и никогда больше не виделись с Хоуп. Но вы ведь этого не сделаете?

Мистер Плаумен пристально всмотрелся в Ноя.

– Нет, – ответил тот. – Не сделаю.

– Так я и думал. Иначе вы бы не приехали сюда. – Старик глубоко вздохнул, вперившись взглядом в расчищенный от снега тротуар, продолжая медленно шагать рядом с Ноем. – Извините, что прогулка получилась такой скучной. Жизнь человека по большей части идет сама по себе, как бы независимо от него. И лишь иногда ему приходится принимать важное решение. Человек должен спросить себя: а во что он действительно верит, хорошо это или плохо? Из-за вас последние сорок пять минут я задаю себе эти вопросы и не могу сказать, что очень вам за это признателен. Я не знаю ни одного еврея, никогда не имел с ними никаких дел. И мне пришлось смотреть на вас и решать, кто же, по моему разумению, эти евреи: исступленные, вопящие язычники, или прирожденные злодеи, или… Хоуп считает, что вы не такой уж плохой, но юным девушкам свойственно ошибаться. Всю свою жизнь я считал, что люди рождаются одинаковыми, один ничем не хуже другого, но, слава Богу, до сегодняшнего дня мне не приходилось проверять этот принцип. Если бы в город приехал любой другой человек и попросил руки Хоуп, я бы сказал: «Заходите, Вирджиния приготовила индейку…»

Они уже стояли перед отелем. Ной бы этого не заметил, так заворожил его искренний голос старика, но открылась дверь и на улицу выбежала Хоуп. Старик замолчал, задумчиво вытер рот. Его дочь не отрывала от него взгляда, а на лице ее были написаны тревога и решимость.

В этот момент Ною казалось, что он – тяжело больной человек, прикованный к постели уже много недель. В памяти мелькали фамилии с вывесок, все эти Кинны, Уэсты, Свифты, и фамилии с надгробных камней на церковном кладбище, потом перед его мысленным взором возникла и сама церковь, неумолимо-суровая. И Ной не мог уже больше слушать размеренный голос старика, не мог смотреть на бледную, измученную Хоуп. Вермонтский городок исчез, перед ним возникла теплая, уютная, хоть и заваленная вещами, квартирка неподалеку от Гудзона, с книгами и старым пианино, и его потянуло домой.

– Ну что? – спросила Хоуп.

– Да ничего, – неспешно ответил старик. – Я как раз говорил мистеру Аккерману, что на обед нас ждет индейка…

Хоуп просияла, поднялась на цыпочки и поцеловала отца.

– Почему вы так долго ходили? – спросила она, и до Ноя наконец-то дошло, что теперь все будет хорошо. Но прогулка эта слишком уж вымотала его, выжала досуха, и физически, и эмоционально, так что он просто не мог хоть как-то отреагировать на решение старика.

– Наверное, вам стоит сразу забрать вещи, молодой человек, – добавил мистер Плаумен. – Незачем отдавать этим грабителям все свои деньги.

– Да, – выдавил из себя Ной, – да, конечно.

Как в забытьи он поднялся по нескольким ступенькам, ведущим к двери отеля. Открыв ее, Ной оглянулся. Хоуп взяла отца за руку. Старик улыбался. Несколько натянуто, вымученно, но улыбался.

– Ой, я и забыл! – воскликнул Ной. – С Рождеством вас!

И он отправился за чемоданом.

Глава 12

Призывная комиссия занимала просторное помещение над греческим рестораном, поэтому в приемной стоял густой запах горелого масла и несвежей рыбы. Пол покрывал слой грязи. Две лампы под потолком освещали складные стулья да обшарпанные, заваленные бумагами столы, за которыми две бесцветные секретарши что-то беспрерывно печатали. От зала, где заседала комиссия, приемную отделяла тонкая временная перегородка, сквозь которую доносился гул голосов. В приемной, расположившись на складных стульях, ожидали вызова человек двенадцать: степенные мужчины среднего возраста в деловых костюмах, юноша-итальянец в кожаной куртке, пришедший с матерью, несколько молодых пар, которые сидели, держась за руки. Их всех словно загнали в угол, думал Майкл, такие они гневные, негодующие. А с какой злобой смотрят на выцветший бумажный американский флаг и на развешанные по стенам плакаты и объявления.