Молодые львы

Христиан закричал и еще сильнее прижался к лейтенанту. Ему было страшно. Он знал, что ничего не может сделать для своего спасения; их обязательно убьют, и он, лейтенант, мотоцикл превратятся в сплошную дымящуюся массу, и на песке останется только груда обгорелого тряпья да лужа крови и бензина. Потом кто-то рядом закричал по-английски, отчаянно размахивая руками. Гарденбург, ворча что-то себе под нос, еще ниже склонился над рулем. Вскоре свист пуль прекратился, и неожиданно они оказались одни на бледной полоске дороги, а стрельба замирала далеко позади.

Христиан наконец успокоился. Когда Гарденбург выпрямился, он тоже разогнул спину и даже с некоторым интересом посмотрел на простиравшуюся перед подпрыгивающим мотоциклом открытую дорогу. Он чувствовал неприятный вкус во рту от рвоты и крови, щека ныла, так как под платок набился песок, разъевший ссадины. Он глубоко вздохнул и почувствовал себя гораздо лучше, исчезла даже усталость.

Вспышки и стрельба позади вскоре совсем стихли, и через пять минут, казалось, они остались одни в тихой, залитой лунным светом пустыне, на всем огромном пространстве от Судана до Средиземного моря, от Эль-Аламейна до Триполи.

Христиан нежно обнял Гарденбурга. Он вспомнил, что хотел что-то сказать лейтенанту перед тем, как все это началось, но забыл, что именно. Он снял с лица платок, огляделся вокруг, чувствуя, как ветер осушает уголки его рта. Он был счастлив и в мире со всем миром. Гарденбург странный человек, но Христиан знал, что на него можно положиться, — он благополучно доставит его в безопасное место. Когда и куда именно он его доставит, Христиан не знал, но не было нужды об этом беспокоиться. Как хорошо, что капитан Мюллер, который командовал их ротой, убит. Если бы он был жив, то сейчас на мотоцикле сидели бы Мюллер и Гарденбург, а Христиан остался бы на том холме с тремя дюжинами обреченных на смерть людей…

Он глубоко вдохнул сухой воздух, мчавшийся навстречу. Теперь он был уверен, что будет жить и, возможно, даже довольно долго.

Гарденбург очень хорошо вел мотоцикл, и они проехали уже значительное расстояние, буксуя, подпрыгивая в воздух, но неуклонно двигаясь в северо-западном направлении. Позади небо осветилось розовым светом зари. Пустыня и дорога оставались безлюдными, кое-где виднелись обломки, все ценное было аккуратно подобрано батальонами сбора имущества. Время от времени сзади все еще доносился отдаленный гул стрельбы, отраженный многоголосым эхом пустыни.

Взошло солнце. Гарденбург теперь, когда рассвело, увеличил скорость, и Христиану пришлось сосредоточить все внимание на том, чтобы не упасть.

— Хочется спать? — громко спросил Гарденбург, обернувшись назад, чтобы Христиан мог услышать его сквозь шум мотора.

— Немного, — признался Христиан, — не очень.

— Разговаривай со мной, а то я чуть было сейчас не уснул.

— Слушаюсь. — Христиан открыл было рот, намереваясь начать разговор, но тут же закрыл его. Он никак не мог придумать, о чем говорить.

— Ну давай, — раздраженно крикнул Гарденбург, — говори!

— Слушаюсь, — повторил Христиан и беспомощно добавил: — А о чем?

— О чем угодно, хоть о погоде.

Христиан поглядел вокруг: погода была такая же, как и все последние шесть месяцев.

— Видимо, будет жаркий день, — проговорил он.

— Громче, — крикнул Гарденбург, смотря прямо перед собой, — я не слышу!

— Я сказал, что, видимо, будет жаркий день! — прокричал Христиан в ухо лейтенанта.

— Вот так, — отозвался Гарденбург, — да, очень жаркий.

Христиан старался найти другую тему.

— Продолжай, — нетерпеливо крикнул Гарденбург.

— О чем еще вы хотели бы поговорить? — спросил Христиан.

Он был как в дурмане и не мог заставить себя сделать такое утомительное умственное усилие.

— Боже мой! Да о чем угодно! Ты был в том греческом борделе, который открыли в Кирене?

— Был.

— Ну и как там?

— Не знаю, я стоял в очереди, и за три человека передо мной его закрыли.

— А кто-нибудь из твоих знакомых попал?

Христиан мучительно думал.

— Да, один раненный в голову ефрейтор.

— Ну, и как ему понравилось?

Христиан старался вспомнить.

— Кажется, он сказал, что греческие девушки не очень хороши, в них нет страсти. А потом, — вспоминая, добавил он, — все было слишком по-казенному.

— Твой приятель идиот, — злобно произнес Гарденбург.

— Так точно, — согласился Христиан и замолчал.

— Продолжай. — Гарденбург резко тряхнул головой, как бы стараясь прогнать сон. — Продолжай говорить. Как ты провел свой отпуск в Берлине?

— Я ходил в оперу, — быстро ответил Христиан, — и на концерты.

— Ты тоже идиот.

— Так точно, — ответил Христиан, с опаской думая, что лейтенант начинает заговариваться.

— Встречался с девушками в Берлине?

— Да. — Христиан тщательно обдумывал ответ. — Я познакомился с одной девушкой, которая работала на авиационном заводе.

— Было у тебя с ней что-нибудь?

— Да.

— Ну и как?

— Отлично! — громко ответил Христиан, тревожно всматриваясь через наклоненную голову лейтенанта в простирающуюся впереди пустыню.

— Хорошо, — одобрительно сказал лейтенант, — а как ее звали?

— Маргарита, — ответил Христиан после некоторого колебания.

— Она была замужем?