Эрика всегда хотела работать. И поэтому попросила отца о помощи. Он владелец пиццерии, у него много знакомых, он мог бы распространить информацию о том, что дочь ищет работу. А пока… она предложила свою помощь в семейном бизнесе. Отец попытался отговорить ее: мол, они не могут позволить себе нанять новый персонал. Эрика, не желая сдаваться, ответила: она живет в родительском доме на иждивении семьи и готова предложить свои услуги бесплатно, чтобы просто внести вклад в семейное дело, приобрести навыки и, возможно, обзавестись знакомствами, не теряя времени даром.
Ее предложение отклонили.
Два месяца спустя в пиццерию вместо нее взяли девушку без опыта.
В тот период Эрика приносила на наши встречи глубокое чувство отчуждения. Она не ощущала никакой поддержки, связи с семьей, принадлежности к ней. Она не понимала, почему рассказ о родственниках так напоминал историю о совершенно незнакомых людях, которых она просила о помощи, когда ее попытались обокрасть в метро, – и не получила этой помощи.
– Вы ожидали, что так будет? – спросила я ее.
– Нет, – ответила она. – Они удивительно талантливо разочаровали меня.
Я сама не до конца понимала, почему ее семья вела себя именно так. Мы обе чувствовали, что желание заставить Эрику вернуться к учебе не могло быть единственной причиной. Ей вставляли палки в колеса.
Как бы то ни было, ей нужно было самой прокладывать себе дорогу в жизни. И она так и поступила.
Эрика нашла временную работу в пункте вакцинации. Ее мать была возмущена, что дочь подала заявление, прошла собеседование и подписала договор, не посоветовавшись с родителями: «Разве тебе неизвестно, что мошенников вокруг пруд пруди и что молодых людей на первой работе нещадно эксплуатируют? Откуда ты знаешь, что не подписалась на кабальные условия? И что ты будешь делать, когда чрезвычайная ситуация с ковидом закончится?»
Эрика попыталась объяснить, что контракт действует три месяца и что подозрения матери не имеют под собой оснований, договор она подписала с государством. Что заработает хорошие деньги в обмен на то, что станет регулировать потоки людей, пришедших на вакцинацию, раздавать инструкции. Даже попыталась сказать, что не поговорила с родителями об этом по простой причине: они были настроены против того, чтобы она шла работать.
Эрика работала три месяца, координируя пациентов, которые выливали на нее злость за выступления вирусологов по телевидению, за халатность врачей, за маски, за очереди. Тем не менее она выполнила все свои обязательства согласно договоренностям. Контракт истек, и она снова принялась рассылать свое резюме. Когда вскоре после этого она нашла работу администратора в миланском бизнес-центре, где расположены офисы серьезных компаний, и после испытательного срока ей предложили контракт, родители разыграли свой козырь, предложив Эрике место в своем ресторане.
Эрика, естественно, отказалась, чем на этот раз возмутился уже отец: «В консьержки – да, а к нам – нет!» Молодая женщина попыталась объяснить, что в первую очередь хотела устроиться к ним, но они ее не взяли. Что могли хотя бы гордиться ее самостоятельностью. Родители ответили: раз готова на
Не в первый раз диалог в их доме достигал олимпийских высот, но с той поры никто и никогда не спрашивал больше у Эрики, чем она занимается, как, с кем и почему, довольна ли она, обращаются ли с ней уважительно, как у нее дела, может ли она поделиться интересными историями, ведь она каждый день здоровается и прощается с десятками людей, иногда даже со знаменитостями, которые проходят через ресепшен.
Теперь с ней разговаривала лишь тишина.
Стефано, напротив, работает как раз в ресторане.
– Управляющий сказал, что, если мы снова возьмем отпуск во время официальных праздников, он нас уволит.
– Он может так поступить? – спрашивает профсоюзный активист, живущий внутри меня.
– Да. На самом деле он заговаривает об увольнении, чтобы еще больше на нас надавить. Имеет в виду, что не предложит нам новый контракт. Мы все работаем по срочному контракту и каждый раз заключаем его снова. Факты он подает определенным образом – например, утверждает: мол, если мы отпрашиваемся с работы и он отпускает, среди официантов возникает недовольство. Начинаются слухи, что мы в привилегированном положении, хоть это и неправда. Нас много, половина завтра могли бы остаться дома, а уровень обслуживания в ресторане не пострадал бы. Кроме того, в нашем кругу мы придерживаемся следующих взглядов: мы все молоды, дружны и поддерживаем друг друга, между нами нет никакого соперничества. Вместо того чтобы радоваться хорошему климату в коллективе, управляющий пытается его испортить, не сознавая, что мы работаем хуже, когда взволнованы или нервничаем. Вот что я бы ему сказал: «Вам пятьдесят лет, вы вдвое старше нас, и вы отвечаете за персонал. Какой смысл выдумывать то, чего нет? Почему мы не можем говорить друг с другом открыто? Что это за садизм – создавать нервную обстановку?»