Молодые, но взрослые: поиск доверия себе и своим решениям

– Да, им очень плохо. Но для меня они не просто люди, посылающие сигнал тревоги. Больше всего меня привлекает в них удивительная природа того, что они транслируют нам. Больше, чем их фрустрации, меня интересуют сокровища, которые в них заключены. Однако, по моим наблюдениям, они находятся в такой фазе развития, когда человек с клинической точки зрения переживает более глубокий, чем остальные, кризис.

– Неужели дела и правда обстоят так? А что мы?!

Карлотта, тридцать четыре года, стала моей клиенткой еще в возрасте молодой взрослой. Она не прерывала встреч со мной, потому что, как она сказала, хочет продолжать встречаться со мной как со вспомогательным разумом, как с резонансной стенкой. Я помогаю ей чувствовать себя единой с самой собой и соблюдать баланс между тем, что она чувствует, что думает, как поступает. И однажды она захотела узнать, какое поколение теперь испытывает фрустрации, чьи желания, как им кажется, не соответствуют их возможностям.

– Доктор, когда я оглядываюсь вокруг, мне кажется, что самые надломленные из всех – люди от тридцати до сорока лет. А те, что моложе, от двадцати до тридцати, все как один прекрасно справляются…

Я, безусловно, согласна, что молодые взрослые бесконечно изобретательны. Я бы сказала, что это базовый постулат, с которого и началась идея этой книги. Это мифологические существа, созданные наполовину из проблем, наполовину – из талантов. Они, на мой взгляд, не знают, как применить последние к первым, потому что им недостает твердого убеждения, что они талантливы и заслуживают, чтобы их считали достойными доверия и восхищения.

Если, по мнению Карлотты, они прекрасно справляются, то для меня, повторюсь, это люди, кому следует доверить судьбы мира. Думаю, лишь они способны взять все в свои руки и принять ответственность, потому что попытки остальных спасти этот мир провалились.

Конечно, молодые взрослые тоже в трудном положении. Однако считаю, что не принимать во внимание разницу в двадцать лет между двадцатилетними и сорокалетними несправедливо и никому не принесет пользы.

Установить пограничный возраст на тридцати годах – это компромисс, условное решение. Для социологов эта граница – тридцать четыре года. Разделять на поколения по возрасту и наклеивать каждому этикетку – это позволяет знать, к какой команде ты относишься. Однако мне в этих рамках тесновато. Я спрашиваю себя, не рискуем ли мы оказаться запертыми в рамках возрастных групп вместо того, чтобы освободиться от них и помнить, что речь идет о людях, а не о массах, сгруппированных по году рождения.

Так что я не намерена игнорировать тех, кого назвала взрослыми молодыми, чтобы отличать их от молодых взрослых. Я попробую описать их и рассказать об их особенностях.

Жизнь на автопилоте

Говоря о людях в возрасте от восемнадцати до двадцати девяти лет, Джеффри Дженсен Арнетт, психолог и исследователь из Массачусетского университета, разработал теорию наступающей взрослости[66]. Согласно ей, их не спутаешь ни с подростками, ни с теми, кого с тридцати лет следует считать по-настоящему взрослыми. В книге, которую вы читаете, под появляющимися взрослыми Арнетта – то есть теми, кто спускается вниз по родовому каналу, который Ланчини и Мадедду называли третьим рождением[67], – подразумеваются люди, которых мы окрестили молодыми взрослыми, те, чье появление мы наблюдаем.

В полночь того дня, когда тебе исполняется тридцать, ты окончательно становишься взрослым человеком? Это больше подходит для учебника, чем для жизни. Когда в соцсетях я упомянула, о чем поведу речь в новой книге, посыпалось множество сообщений, содержание которых сводилось к следующему:

– Док, мне тридцать шесть лет, и взрослая жизнь мне не подходит. Об этом тоже расскажете?

– Док, а если кому-то сорок, и он, как я, чувствует, что еще не созрел, – можно сказать, что он еще молод?

Я думаю, Карлотта имеет в виду именно таких людей, как они, когда говорит о сломленности своих сверстников. У нее есть преимущество: она начала движение навстречу себе рано. «Если бы я не остановилась и не подумала о себе, я могла сойти с ума», – поделилась она со мной. Однако Карлотта рассказывает мне о своих коллегах, друзьях, родственниках и описывает их как мало приспособленных к жизни людей, которые не погружены в нее полностью. Они живут на окраине жизни.

Если у них есть дети – это для них испытание. Если детей нет, но они хотели бы их, они чувствуют себя вне игры. Если есть работа, они проводят много времени вдали от дома. Если у них есть партнер, они не считают, что в этом случае родители должны прекратить называть их «сынок» (с дочерями это случается гораздо реже). Если они получают зарплату, ее недостаточно, чтобы воплотить свою мечту в жизнь.