Молодые, но взрослые: поиск доверия себе и своим решениям

У них есть глубокое чувство коллектива, контрастирующее с нашим индивидуализмом. Они были бы недостаточно счастливы, если бы не разделили успех своего становления и своей жизни со своими родителями. В этом и выражается их любовь к нам. И они бы любили нас не меньше, узнай они нас настоящих. Наоборот, возможно, любили бы больше, потому что, сумев избавиться от беспокойства, увидели бы больше места, куда можно поместить чувство.

Они предлагают избавиться от никчемности и бессилия, которые терзают нас; интуитивно догадались, что это от фальшивой необходимости успевать делать все, в то время как истинное удобство – это когда предел твоих возможностей мягко дотрагивается до твоего плеча и разрешает тебе сказать: ну ладно, хватит.

Они хотят вернуть прелесть встречи с собой без страха, тихо предлагая узнавать друг друга через наши истинные мысли, а не через слова, которые, как нам кажется, мы должны сказать, потому так принято… Кем?

Аутентичность наполнена смыслом, содержит в себе историю целой жизни. Ей нечего стыдиться и не перед кем просить прощения.

Я не думаю, что они ввели в обращение новый образ мышления. Они знают, что в неаутентичном мало смысла, оно неуместно, фикция одномерна. Аутентичность наполнена смыслом, содержит в себе историю целой жизни, ей нечего стыдиться и не перед кем просить прощения.

Аутентичность не только допускает ошибку, но и считает, что без нее не стать настоящими. Тогда ошибки уже не пугают, их снова можно допускать. Ошибаться – интересно. Ошибаться – нормально.

Не делать, что они предлагают, не считаться с их мнением, когда мы создаем образ возможного будущего для всех нас, – настоящее безумие. Нет важнее принесенной ими вести: выживает только то я, которое мы кормим, и именно настоящее я – а не его несчастный дублер – заслуживает, чтобы его кормили.

Сесть за стол переговоров

Только когда ты поймешь, кто ты, твое путешествие закончится.

Пабло Тринчиа[70] «Мегалополис»

Потому что ты милая

– Знаете, на днях на работе кое-что произошло.

– Я хочу знать все подробности!

– Ну что вы… сочтете, что это глупость. Но меня это тронуло. Габриэль, помощник повара, сказал, что я ему нравлюсь.

Адзурра – единственная наследница миланской семьи из высшего общества. После классической гимназии не смогла поступить ни в один из университетов, в которые сдавала вступительные испытания. Родители посоветовали взять годичный перерыв и поехать в кругосветное путешествие, которое готовы были оплатить.

Но она решила иначе. С тех пор занимается волонтерством в ресторане, где работают люди с ментальными проблемами, где подают обеды бездомным за символическую сумму в один евро. Адзурра – самая младшая из волонтеров, она работает в зале.

Когда она рассказала, чем хочет заниматься, – подарив мне свой рассказ о реальности, которая была мне неизвестна, – что-то внутри меня безумно влюбилось в нее. Слушая, я думала о том, как восхищаюсь ею, уважаю, как горжусь. Я представляла себе: однажды, лет через десять, одна из моих дочерей вернется домой и скажет, что нашла место, где занимаются людьми с инклюзией, защищая достоинство тех, кто там работает, и обеспечивая питанием находящихся на периферии жизни, – и я бы захотела подняться к ней на колесницу победительницы, приписав себе часть ее любви к людям.

Пока я в уме рисовала себе эти картины, Адзурра рассказывала, что ее родители категорически воспротивились этому занятию. У матери случился приступ, отец был на грани инфаркта. Они перекрыли ей всякое финансирование, согласившись оплачивать только походы на терапию. Они отправили Адзурру ко мне, чтобы она одумалась. Родители посчитали, что дочь сошла с ума.

Но вернемся к рассказу Адзурры.

Габриэль – помощник повара в благотворительном ресторане, где она занимается волонтерством. Он любит Адзурру – я сама ее люблю! – но не понимаю, почему его слова о любви звучат для нее странно. И я спрашиваю ее об этом.