А потом Молох отрубился. Будто тумблер выключился.
ГЛАВА 35
ГЛАВА 35
Из пяти человек осталось всего двое. Молох и Блоха. Они выжили. Остальным не повезло. Даже Малому.
Выдержать так называемые «учения» смогли только самые сильные. Не физически, нет. Духом. Потому что оба бывали на грани. Оба теряли терпение и пытались всё закончить побегом. А там вариантов не много. Всего два: либо тебе удастся, либо нет. Им не удалось, но пронесло. Смогли вернуться, пока их пропажу не заметили. В ту ночь Елисей и Кирилл поняли: у них нет ничего, кроме дружбы, которую не испортило даже соперничество и сражение за выживание. Хотя, конечно, оба догадывались, что однажды останется только один…
Догадывались, но верить не хотели.
И не верили до того дня, когда по их души ни пришёл генерал.
Молох сразу его узнал. Не мог не узнать. Сколько раз видел во сне эту самодовольную харю и представлял, как снимает с ублюдка кожу. Как тот бьётся в припадке, как бились молодые парни, которых заставили убивать друг друга.
Да, Малого, Стручка и Муху слили именно так. Их пятерых закидывали в тесную клетку, швыряли ножи и заставляли убивать друг друга. Первое время, конечно, все сопротивлялись. А потом, спустя сутки без еды и воды, начали сходить с ума. И деваться было некуда. Либо всем хана, либо…
В общем, так они с Киром и сдружились. Крепко. Спина к спине стояли, пока остальные бросались на них, как озверевшие от голода шакалы. В тех боях они закалились и стали сильнее. Хотя радости по этому поводу и не испытывали.
А потом пришёл он. Тварь, из-за которой они были вынуждены превратиться в зверьё. Пришёл, окинул довольным взглядом парней и расплылся в мерзкой ухмылке.
— Я знал, что именно вы останетесь. Мог бы поставить на вас. Ну что ж, я рад, что вы выжили. Возмужали, подтянулись. Учения пошли вам на пользу. Но, видите ли, ребят, — поджал губы в наигранной скорби. — Нам нужен только один. Один — кто окажется самым сильным.
На какое-то мгновение Молох оглох. Повернулся к Киру, поймал на себе его взгляд. Такой же — загнанный, но уже осознанный.
— В клетку их!
— Ты всё запомнила?
Смотрю в глаза холёному уродцу, и внутри поднимается глухая ярость. Но я её проглатываю. Мне бы только выбраться из этой клоаки.
— Да, — цежу сквозь зубы, признавая поражение.
— Умница, — ухмыляется.
Открывает клетку, отступается, позволяя мне выйти, но, как только я, поравнявшись с ним, останавливаюсь и поворачиваю голову, чтобы послать тварь на хрен, перед моим лицом возникает экран его мобильника. А там Еська моя… С бабушкой идёт куда-то. Смеётся, куда-то пальцем тычет. И рюкзачок её любимый за плечами. Тот, который с собой взяла.
— Что… — слова застревают в глотке, и меня парализует от ужаса, когда понимаю, что эта фотка сделана недавно.
— У неё Молоховские глаза, — скалится Иван, уловив мой ужас.
— Не трогайте… — проглатываю дрожь, которая рвётся из меня наружу, и сглатываю горечь. — Её не трогайте. Она ребёнок. Или вы настолько мрази, что…
— Тшшш, — обрывает, приложив указательный палец к губам. — Это на тот случай, если в твоей красивой головушке возникла мысль сдать нас Молоху. Как думаешь, насколько больно ему будет, если мы грохнем его дочь? Хотя, погоди-ка… Молох же не знает, что у него есть дочь, да? Думает, ты от мужа родила? — кивает в подтверждение своих слов. — Как думаешь, если с ней что-нибудь случится, он тебя простит?
Закрываю глаза, стиснув зубы.
— Нет смысла меня запугивать. Я всё уже поняла.
— Это хорошо, что поняла. А то, знаешь ли, не захочешь сотрудничать — мы сделаем ему больно сами. Не заставляй нас.
Поднимаю голову, пристально всматриваюсь в его глаза.
— Зачем? Зачем вам причинять ему боль? Я думала, вы хотите его снова посадить? Разве нет?
Иван самодовольно хмыкает.
— Посадить? Ну, нет. Это скучно.
— Тогда что? Убить? — сглатываю, потому что убивать Молоха я точно не буду. Просто не смогу. Да и кто смог бы? У тех, кто пытается, обычно лишь один путь. Без обратного билета.
— Нет. Мы хотим, чтобы он загибался от боли. Убить — слишком просто. Пусть сам себя сожрёт, — на последней фразе Иван склоняется ко мне и, приподняв верхнюю губу в оскале, цедит: — Ты сделаешь так, чтобы он упал. И больше никогда не поднялся. Чтобы окончательно лишился души. Чтобы в зверя превратился, ещё большего, чем есть сейчас. Чтобы выл от боли. Ты вернёшь его, а потом уничтожишь. Или это сделаем мы. С вами обоими. Итак, ещё раз. Попытаешься схитрить — твоей дочери пиздец. Попытаешься нас как-то спалить — твоей дочери пиздец. Попытаешься настроить против нас Молоха или признаться ему — всем вам пиздец. Уяснила?
— Да.
ГЛАВА 36
ГЛАВА 36
Я на краю. На самой вершине. Стоит сделать шаг — и рухну вниз, как десять лет назад. Тогда я смогла встать. Ради дочери, ради Молоха и его продолжения. Ради сердечка, что билось в унисон моему. А сейчас? Кто поднимет меня с колен сейчас, если я потеряю Еську?
В кармане завалялись деньги. Совсем немного. Швыряю их на барную стойку и киваю бармену.
— Водки, пожалуйста.