То, что у этой странной Зои дом в центре, её не удивляло. Подумаешь, наворовали. Мама постоянно говорила про этих еврейских шубников с пренебрежением. Мол, они богаты, но их деньги плохо пахнут. Они зарабатывают на шубах, то есть на смерти. Их руки в крови. Если они могут ради денег убивать бедных норок сотнями, то войди завтра в моду куртки из кожи христианских младенцев, они и этим не побрезгуют. Но вот рояль – другое дело. Музыка – это святое. Почему они замахнулись на святое? И как святое для Оли могло стать предметом интереса для этих? Оля не могла взять в толк, какое отношение они имеют к музыке. Скорее всего – никакого. А если они не имеют отношения к музыке – зачем им рояль? Всё это она и собиралась выяснить у Зои.
Оля недолюбливала Зою ещё и потому, что та была незаслуженно, по мнению Оли, обласкана учителями. Математичка щедро превозносила её за математические способности, а другие преподаватели, по чьим предметам Зоя училась посредственно, как бы просто не замечали этого. Зое вся любовь доставалась бесплатно, в то время как от Оли постоянно требовали каких-то достижений, преодолений, подвигов. Зоя одевалась нарочито небрежно, волосы были растрёпаны, а одежда помята. В общении она была простая, грубоватая, бесшабашная. Запросто переходила на ненормативную лексику, якшалась с пацанами и хулиганами и кто-то даже видел, как она курила. За глаза её называли «абрамовичем», потому что она запросто дарила девочкам брендовые шмотки, которым не было счёта, а ребятам отдавала едва использованные айфоны и ссужала деньги. И, говорят, не всегда требовала назад. Зато каждый раз она была окружена шеренгой «телохранителей» и если ей что-нибудь было нужно, достаточно было свистнуть.
Они долго шли по школьному коридору в шумном людском потоке, и Зою постоянно останавливал то один, то другой «кореш», как она их называла, но сейчас она была задумчива и от всех отнекивалась. Мысли проносились в голове вихрем, цепляясь одна за другую. Оля всегда раньше пренебрегала дружбой с ней, она была единственным человеком, которому Зоя никогда ничего не дарила и никогда не давала денег. Одно из двух: ей понадобились деньги или – второй вариант – её съедает любопытство насчёт рояля. Любопытство – это пытка для ума. И Зоя поняла, что любопытство – это та валюта, которой она может купить Олю. Она решила сыграть с ней в эту игру, но насколько близко она сможет подпустить Олю к разгадке, она ещё не знала сама.
– А мне всё же интересно, зачем вам концертный рояль? – спросила Оля. – У вас ведь никто музыкой не занимается?
– Не-а, – сказала Зоя, будто кинула кость. Можно подумать, что её и вправду попросили ответить «да» или «нет», хотя было ясно, что Оля ждёт развёрнутого объяснения. – Учитель музыки сказала, что мне медведь на ухо наступил.
– Ты только не обижайся, – захихикала Оля, и её лицо от этого хихиканья задвигалось. Заиграли огоньками глаза, будто заледеневшая река вдруг растаяла и по ней поплыл бумажный кораблик, – но учитель был прав.
– Да я и не обижаюсь, – подхватила кораблик Зоя, – мне никогда музыка не нравилась. А что касается этого гроба на колёсах… даже не знаю, как дядю Борю угораздило. Мне кажется, это всего лишь выгодная инвестиция. А может, просто красивая игрушка. Ведь есть люди, которые на золотой унитаз… хм… ходят. А есть те, кто вместо унитаза рояль берут. Какая разница? Взял и взял.
Оля вздрогнула, слово «взял», сказанное в контексте рояля, полоснуло по ушам. Тем временем они подошли к столовой. Было людно. Зоя огляделась по сторонам и увидела смотрящего прямо на неё Руслана Мирзоева. Она поманила его пальцем – он подплыл, словно лебедь, хотя был тяжеленной стокилограммовой тушей под два метра – и сунула ему пятьсот рублей.
– Что тебе взять? – спросила она Олю.
Та удивлённо посмотрела на Зою и на Руслана, который рядом с Зоей превратился в пластилинового, хотя раньше казался Оле неуправляемым, на его глупую раболепную улыбку, и хотела было достать деньги из кошелька, но останавливающее движение руки Зои было настолько непререкаемым, что Оля, к своему удивлению, повиновалась и пожала плечами, мол, сама реши.
– По два пирожка возьми, с яблоком и с мясом, и по чаю. Сдачу оставь.
– Ух ты! – выдохнула Оля, когда Руслан побежал к линии раздачи. – Он в тебя влюблён?
– Кто? Русик? Не смеши меня. Разве он на это способен? Он так, дружбан.
Едва они сели, как перед ними появились пирожки и чай. Руслан растаял так же быстро, как и появился.
– Волшебство, да и только, – сказала Оля. – Никогда не думала, что Русик может быть таким… ммм… покладистым. Ты с ним дружишь? Серьёзно? Он же глуп, как пробка…
– Нельзя разбрасываться пробками, они могут понадобиться тебе, чтобы залатать пробоину. Кроме того, нельзя разбрасываться друзьями, они могут понадобиться, когда все умрут.
– Что? Не поняла тебя.
– Руслан – гора, по которой я ориентируюсь, когда теряю горизонт.
– Гора?