Молоко волчицы

Масленая волна с головой окатила Зорьку. Кобыла поплыла за «Святым Георгием». Это заставило весь табун последовать за лошадью командира. Они уже привыкли видеть ее впереди. Она знает дорогу домой, нельзя отставать от нее.

Саван поймал только трех коней.

Казаки помертвели. Сбились к борту. Темные, злые, отбитые ветром событий от родных юртов, как темно-розовый куколь с ядовитым семенем от чистой пшеницы. Поскитались, позлодейничали, покормили вшей, отвернулись от родины. А родина горами, станицами, братьями — у казака конь что родимый брат — плывет за ними по Черному морю.

Иной казачонок еще ходить толком не умел, а его уже сажали на шею коня — приучайся!

В месячном свете ночные пастбища. Черным серебром месяц осыпал спины балок, листву, речку. У костра пастушата рассказывают сказки. Рядом конский табун, с которым не страшен ни гробовой выползень, ни оборотень, ни волк. Круты склоны Кавказских гор. Тяжко водят боками умные кормильцы, тащат из трущоб возы с сеном и хлебом. Причудится запоздавшему казаку некто. В страхе скачет домой, а горная ночь гонится следом облаками, кустами, туманами. Чует конь тревогу всадника, скачет, аж в гриве свистит. Ночь свищет, гогочет, за плечи казака хватает, а конь уже влетел в переулок — не выдал казачий братец!

А купание коней в вечерней тихой воде! Голые казачата смело направляются туда, где коню с головой и от коней видны только ноздри и уши.

Коней любили до бешенства. Зимой бегали в конюшню проведать любимцев — щель соломой заткнуть, сена подкинуть, сунуть корку хлеба в мягкие подвижные губы или просто прикоснуться к атласной шее четвероногого члена семьи.

Невесту так не готовили к венцу, как коня на службу!

Конь, крылатый, — эмблема, герб самой Поэзии!

Наряду с изображением императоров, звезд, волн, солнца, на золоте и серебре древних монет чеканились конские головы.

А бессмертные всадники Апокалипсика — Война, Чума, Смерть — давят людей конями: красным, черным, бледным.

В табуне темногривых коней
одного заарканю, маня.
Жаром глаз, семицветных камней,
он осыпет, храпящий, меня.
Роет, злится, встает на дыбы,
золотые грызет удила…
На таком бы скакать от судьбы,
да другое любовь мне дала.
А поеду я славу копить.
В буре снежный закружится прах.
Песня звонко взлетит с-под копыт.
Промелькнет силуэт мой в горах.
Отшумят наши годы вдали —
там, где травы никто не косил.
Светлой ночью за гранью земли
упадет мой товарищ без сил.
И заблещут испугом глаза
в изумрудном сиянье луны,
и покатится быстро слеза —
далеко, не дойти, табуны.
Кинет верное стремя нога.
Скакуна на чужой стороне
отпущу в заливные луга,
он заржет, прижимаясь ко мне.
Я пойду, попрощавшись навек
с тем, кто вынес к вершинам меня.
На разливах бушующих рек
боевого припомню коня.
А когда в море солнечных лет
будет песня допета моя —
 я увижу в горах силуэт:
всадник мчит в голубые края…

Океаноход шел на малых оборотах к рейду. Кони догоняли его, выбиваясь из сил на свежеющей волне.

Тысячи людей замерли на палубе и берегу.

Казак Малахов зачем-то снял шапку. Галиной кусал оловянные от ветра губы.

Зорька захлебывалась соленой, враждебной водой.

Жутко ржал желтоглазый жеребец.

Спиридон Васильевич целился тщательно, с руки.

Треснул выстрел. Белая челка кобылы потемнела. Мощные водяные бугры от гребного бинта кружили кобылу, как щепку. Обезумевшая, она гребла к хозяину. И спешила, захлебываясь, навстречу пулям.

Сотня стреляла бегло и торопливо — братьев убивали. Только башкирец, снайпер, ни разу не промахнулся, выискивая пулями своих красавцев, которых мечтал привести в башкирские степи и породнить с тамошними конями. Кончив стрелять, Галиной матерно выругался.

Кони тонули в подкормовых бурунах.

То ли от солнца, напоровшегося на стальные мачты кораблей, то ли от крови буруны покраснели.

Долго на воде держался грудастый серый конь с маленьким седлом на спине. По нему стреляли все, но он продолжал держаться.

Спиридон втягивал в себя воздух, как на морозе, в мелком ознобе. Он снял и бросил в море кольт, погоны и подаренную Арбелиным шашку.

Шабаш войне.

ВРЕМЯ ЖИТЬ

И точно такую же шашку Михея Есаулова положили на алый бархат в музей.

Шабаш войне.