Молот и крест. Крест и король. Король и император

– С одной стороны кони, с другой – дьявольские машины, – проговорил Гудмунд. – Любому хватит, чтобы блевать.

Все взгляды устремились на Шефа – примет ли вызов?

– Сначала разберемся с Иваром и машинами, – сказал тот.

Глава 8

По зеленым тропинкам Центральной Англии плелись двое в нелепо роскошных, но изодранных одеждах: сын тана Альфгар, еще недавно приближенный к королю, и Даниил, епископ без свиты, остававшийся заклятым врагом короля. Оба едва унесли ноги с берегов Уза, спасаясь от конницы Ивара, однако к исходу дня ухитрились сберечь охрану в дюжину душ и деньги с провизией, которых хватило бы до спасительного Уинчестера. После этого начались беды.

В одно прекрасное утро они открыли, что сопровождающие попросту сбежали ночью, наверняка проклиная своих господ за поражение и не видя причины терпеть поганый язык Альфгара и приступы ярости Даниила. Охрана прихватила с собой деньги, лошадей и продовольствие. Тогда двое устремились через поля к ближайшему церковному шпилю. Даниил заверил: как только он доберется до настоятеля, епископской властью добудет и пропитание, и коней. Он заблуждался. Село перепугалось, и керлы покинули на лето свои дома, построив убежища в лиственном лесу. Местный священник действительно признал в Данииле достаточно высокое начальство, убедив прихожан не убивать путников и даже оставить епископу перстень, крест и позолоченное навершие патерицы. Все остальное у них отобрали, включая оружие и серебряные браслеты Альфгара. После этого беглецы три ночи кряду провели в холоде, голоде и страхе.

И все-таки Альфгар был дитя болот, не отличаясь в этом смысле от своего единоутробного брата и недруга Шефа. Он мог сплести из ивовых прутьев ловушку для угрей, умел ловить рыбу с помощью нитки и заколки от плаща. Оба постепенно перестали надеяться на помощь и положились исключительно на себя. На пятый день странствия Альфгар выкрал из нерадиво охранявшегося стойла пару лошадей, а также пастушеский нож и кишевшее блохами одеяло. Им стало полегче, но настроение не улучшилось.

У брода через Ли они повстречали купца, который уважительно отнесся к перстню и кресту Даниила и сообщил новость о высадке франков. Это изменило планы беглецов.

– Церковь не бросает своих слуг, – заявил Даниил с глазами красными от злобы и усталости. – Я знал, что кара падет, только не ведал когда и откуда. И вот благочестивый король Карл во славу Господа явился, дабы восстановить веру. Мы пойдем к нему и доложим о тех, кого он должен наказать: язычниках, еретиках, маловерах. Тогда нечестивые служители Пути и неблагодарные приспешники Альфреда изведают на себе, что Божьи жернова мелят медленно, зато до последнего зерна.

– Куда же идти? – угрюмо спросил Альфгар, который не хотел подчиняться Даниилу, но с нетерпением ждал возможности снова примкнуть к побеждающей стороне и отомстить вору, похитителю жен, укравшему сперва его женщину, затем – его шайры, а после – все ту же самую женщину. Он сто раз на дню вспоминал, дрожа от стыда, как пробудился с березовыми прутьями в руке и в окружении любопытных лиц. «Ты что же, ничего не слышал? Он забрал твою женщину. Связал отца, безрукого и безногого, но тебя оставил просто лежать, как лежал. А ты и не проснулся?»

– Франкский флот пересек Узкое море и высадился в Кенте, – ответил Даниил. – Неподалеку от епархии Святого Августина в Кентербери. Они разбили лагерь в местечке под названием Гастингс.

* * *

Отдав на неторопливое шестидневное разорение захваченный Гастингс, король франков Карл Лысый восседал в седле, взирал на стены Кентербери и ждал, когда до него доберется процессия, которая выходила через распахнутые ворота. Он был вполне уверен в дальнейшем и знал, что это за люди. Возглавляли шествие хоругвеносцы; другие монахи пели и размахивали кадилами. За ними несли кресло с седобородым старцем, облаченным в пурпурное и белое, покачивавшим высокой митрой: то был, конечно, архиепископ Кентерберийский, примас Англии. Впрочем, подумал Карл, в стане франков находится Вульфхер, архиепископ Йоркский, который наверняка бы оспорил это превосходство. Быть может, стоило прихватить его, чтобы старые дурни разобрались на кулаках.

– Как его звать? – спросил он у коннетабля[48] Годфруа.

Годфруа, как и его король, непринужденно держался в глубоком седле с высокими луками, вставив ноги в стальные стремена. Он возвел очи к небу:

– Кеолнот. Архиепископ Кантварбиригский… Боже, ну и язык.

Наконец процессия достигла цели, допела псалмы. Носильщики опустили кресло. Старик выбрался из него и шагнул навстречу грозной фигуре – железному человеку на закованном в латы коне. Позади короля небо заволоклось дымом пылавших деревень. Старик заговорил.

Немного погодя король поднял руку в латной рукавице и повернулся налево, к папскому легату Астольфо Ломбардийскому, священнику без епархии – пока.

– Что он лопочет?

– Понятия не имею, – пожал плечами легат. – Похоже на английский язык.

– Попробуй на латыни.