Молот и крест. Крест и король. Король и император

Какое-то время Свандис молчала, и за это он был ей благодарен. Она размышляла, собираясь что-то сказать, а не просто отмолчаться.

– Было ли в твоем сне, – в конце концов спросила Свандис, – что-нибудь похожее на виденное раньше? То, о чем ты мог размышлять, прежде чем уснул. Ноги, например. Ты сказал, что видел ноги поднимающегося по лестнице бога.

– Ноги? Они были как у Бранда. – Шеф со смехом рассказал о прохождении войска по Кордове, о том, как один араб с изумлением разглядывал Бранда – от его гигантских ног до верхушки шлема. Он никак не мог поверить, что такие ножищи принадлежат человеку.

– То есть у тебя в голове уже была картинка вроде этой? А как насчет змей? Ты ведь когда-то видел змеиную яму.

И снова Шеф ощутил укол сомнений и подозрений. Все-таки она дочь Ивара и внучка самого Рагнара.

– Я видел, как твой дед умер в змеиной яме, – коротко сказал он. – Разве тебе никто не рассказывал? Я слышал, как он пел прощальную песнь.

– Он любил сажать меня на колени и петь, – сказала Свандис.

– Он любил длинным ногтем выкалывать людям глаза, – процедил Шеф. – Мой друг Катред вырвал этот ноготь клещами.

– Итак, змеиную яму ты тоже видел, – продолжала Свандис, – и видел, как в ней умер человек. Небось сильно испугался тогда? И представлял самого себя в этой яме?

Шеф ненадолго задумался.

– Ты хочешь сказать, что эти видения – я не считаю их просто снами – не посланы мне свыше? Что они образуются в моей голове из увиденного раньше и оставившего сильное впечатление? Знаешь, они подобны сказаниям, сагам. Только их как будто рассказывает дурак. Истории без начала и конца, и они едва-едва связаны друг с другом. Но это не просто выдумки. Я чувствую, что в них… кроется нечто большее.

– Но ты же спишь, когда бывают эти видения, – сказала Свандис. – Ты не можешь мыслить здраво.

– Все равно, мои видения – это видения богов! В снах мне открываются события вроде тех, о которых я слышал от Торвина. Саги о Вёлунде и Скирнире, о Хермоте и Бальдре.

– То-то и оно: ты слышал истории от Торвина, – сказала Свандис. – Вот если бы увидел то, о чем Торвин не рассказывал, – это бы что-то значило. Впрочем, твой разум что угодно может состряпать из увиденного и услышанного. А ты не задумывался, почему арабам снится Аллах, христианам – христианские святые? Дело в том, что видения подобны самим богам. И то и другое люди придумывают, исходя из собственных нужд и собственной веры. Если мы прекратим верить, то станем свободными.

Шеф скептически обдумал ее слова. Кажется, иногда вещий сон бывал до того, как король слышал связанную с ним историю. Свандис скажет, что он просто восстанавливает забытое, сам того не осознавая. Разумеется, ее не переубедишь. И возможно, она права. Всякий знает, что иные сны вызваны дневными событиями; подчас спящий слышит звуки и встраивает их в свои сновидения. Самым отважным викингам снились страшные сны, Шеф нередко слышал по ночам испуганный лепет.

«Значит, можно допустить, что я все это время дурил сам себя, – размышлял он. – Рагнарёка не будет, Локи не вырвался на свободу. Если бы я мог поверить, что в видениях не было ни крупицы правды, мне стало бы намного легче».

– В видениях нет и доли правды, – убежденно сказала Свандис, стараясь обосновать свою доктрину и заполучить нового сторонника. – Боги и видения – это лишь иллюзии, которым мы предаемся, чтобы стать рабами.

Она тесно прижалась к нему в холодной ночи, наклонившись, взглянула в единственный глаз Шефа. Ее грудь наткнулась на его руку.

* * *

А далеко на севере, в среднеанглийском Стамфорде, ночь еще не наступила. Каменную башню с прилегающими постройками окутывали долгие сумерки раннего английского лета. От пересекавших близлежащие поля живых изгородей доносился сильный аромат цветущего боярышника. В предместьях слышался веселый смех, там собрались фермеры и ремесленники, чтобы, покончив с дневными работами, последний час перед полной темнотой провести с кружкой пива. Ребятишки резвились под присмотром отцов, а юноши и девушки переглядывались и время от времени исчезали на укромных полянах.

В самом Доме Мудрости кузницы уже стихли, хотя в горнах все еще светились красные угли. В центральный дворик вышел жрец, сзывая приятелей выпить пряного эля и обсудить поставленные за день опыты и сделанные открытия. Зайдя за угол каменной башни, он замер.

Прямо перед ним на скамейке сидел Фарман, жрец Фрейра, по количеству своих видений превзошедший всех в Англии, а в мире сравнимый только с Виглейком из Норвегии. Фарман пребывал в неподвижности, глядя вдаль широко открытыми, но невидящими глазами. Наткнувшийся на него жрец осторожно приблизился, убедился, что Фарман не сводит немигающего взора с какой-то точки. Жрец торопливо отступил за угол и замахал руками, подзывая остальных. Через некоторое время перед провидцем полукругом стояли два десятка жрецов Пути, отогнавших толпу учеников и мирян. Все молча ждали, когда Фарман зашевелится.

Вот его глаза моргнули, он заворочался на скамье, заметил окруживших людей.

– Что ты видел, брат? – спросил один из них.