Молот и крест

С горящими очами, с пиками наперевес франкские воины вылетели на гребень холма, готовые искромсать недруга, попортившего им в этот день столько крови. Некоторые из них направили своих жеребцов прямо в бреши между телегами, там резко осадили их и взяли в сторону, намереваясь с помощью окованных сталью конских копыт растолочь в мелкую муку пеших воинов, которые, очевидно, прильнули к телегам…

Но у телег не было ни души. Вся вершина холма испещрена следами копыт… Стоит только одно осадное оружие, брошенное англичанами в суете отступления. В бреши укрепления стекалось все больше и больше всадников. Некоторые, спешившись, в великой досаде переворачивали телеги вверх дном. Король Карл задрал голову и посмотрел на пустующий кончик древка, с которого Годива минутой раньше сорвала флаг. Не успел он это сделать, как, словно бы в насмешку над его растерянностью, в полумиле от места, где он стоял, знамя с Крестом и Молотом взмыло над другой возвышенностью, отделенной от этой густой чащей и извилистой протокой. Некоторые сорвиголовы, более не в силах удерживать в себе так и не выплеснутую ярость, издали боевые рыки и пришпорили жеребцов. Властный окрик заставил их воротиться на место.

- Я запасся ножом, чтобы разрезать телятину, - шепнул король на ухо Годфруа. - А мне подали плошку с супом.

Причем очень жидким. Мы возвращаемся в Гастингс. Никогда не поздно пораскинуть мозгами.

Вдруг взгляд его упал на Альфгара.

- Кажется, я слышал, что дождь вот-вот кончится.

Вместо ответа Альфгар потупил очи. А король вновь устремил взгляд на жердь, на которой недавно развевалось знамя. Флага не было, но флагшток на месте. Стоит, крепко-на-крепко прибитый к телеге.

- Повесить изменника, - коротко бросил король.

- Но ведь я предупредил тебя, что у них машины!!! - заверещал Альфгар, когда на нем сомкнули железные объятия.

- О чем это он? - спросил один из рыцарей.

- Откуда мне знать? Местная тарабарщина…

* * *

А на небольшом бугре в стороне от дороги, по которой в обратном направлении поплелась кавалькада франков, уединились Торвин, Гейрульф и Фарман. Решено было провести срочное совещание.

- Ну, что скажете? - спросил Торвин.

Гейрульф, жрец Тюра, сокрушенно покачал головой.

- Это что-то новенькое… Такого еще не было! И я еще ни разу не слыхивал, чтобы так вели себя воины на поле брани. Спросим себя: кто может подсовывать ему такие идеи? Кто, как не сам Прародитель Живущих?! Он - сын Одина! Мы еще хлебнем с ним лиха.

- Нет, я не согласен, - сказал Торвин. - И я беседовал с его матерью.

- Мы знаем, что сказала тебе его мать, - ответил Фарман. - Да только ты нам никак не втолкуешь смысла этой истории. А раз так, я присоединяюсь к мнению Гейрульфа.

- У меня просто нет на это времени, - сказал Торвин, - видите, как все меняется? Франки-то собрались домой!

* * *

Шеф с недобрым чувством смотрел в спины удалявшимся конникам. Он был почти уверен, что они попытают счастья еще разок, и этим окончательно надорвут свои силы, потеряют людей и совершенно замучают лошадей. А если они потянулись домой, то сохранялась большая вероятность того, что они доберутся до своего лагеря, передохнут и в один прекрасный день попытаются стереть в порошок Армию Пути. Бессознательно он отдавал себе отчет в том, что непрофессиональная армия не в силах сделать одну вещь: преградить врагу доступ на определенную территорию. Сегодня он и не пытался этого сделать, а король франков не захотел его к этому принудить. Очевидно, король слишком был уверен, что заветное желание обеих сторон состоит в том, чтобы выяснять отношения в открытом сражении. И все же он должен заставить франков пойти еще в одну атаку. Под пятой захватчика истекает кровью вся Южная Англия.

Он должен добыть победу сегодня. А это значит - поставить на карту больше, чем он рассчитывал. И в случае выигрыша получить больше, чем он надеялся. К счастью, отступающие армии в одном отношении более уязвимы, чем армии наступающие. К этому моменту едва только половина из всех воинов Шефа поучаствовала в деле. Пришла пора привлечь остальных. Призвав к себе нарочных, Шеф принялся раздавать приказы.

Тем временем, спускаясь по прокисшим склонам, ведущим от моря к холмистой равнине Южной Англии, франкские кавалеристы наконец-то начали принимать меры предосторожности. Не желая становиться удобной мишенью для противника, они уже не скапливались большими группами, а вместо этого сами старались отсидеться в укрытии. Двигались же они только в случае необходимости и легким галопом. Стоя в перелеске под мокрыми кронами деревьев, один из таких отрядов изготовился к бою: совсем рядом послышался стук бегущих ног. На тропинку выбежал мальчуган-посыльный; он даже не заметил всадников, думая только о том, как побыстрее доставить послание. Один из верховых пришпорил коня. Блеснул в яростном замахе обнаженный клинок.

- Он же был безоружен, - заметил другой франк, подъезжая ближе и глядя, как стремительно краснеет дождевая лужица под неподвижным телом.

- Он нес оружие у себя в голове, - буркнул в ответ старший воин. - Стройтесь, сейчас двинемся дальше.