Молот Люцифера

Море отхлынуло от Англии. Водные массы, напоминающие по консистенции кашу (виной тому стало огромное количество обломков, останков людей и животных), вновь возвращались к Ла-Маншу. Но три чудовищных цунами уже сделали свое дело. Воде, перенасыщенной трупами, сгоревшими автомобилями, деревянными стропилами и замшелыми камнями, приходилось протискиваться сквозь бреши среди развалин, еще вчера бывших зданиями, обтекать их, сносить на своем пути. Оконные рамы, уцелевшие под ударом волны, с треском вылетали и разламывались в щепки. Мебель, постельные принадлежности, одежда (ее бы точно хватило, чтобы забить полки нескольких дюжин супермаркетов) – все это вперемешку неслось в Мировой океан.

Здания вдоль Темзы уничтожило до основания. Фундаменты домов тоже не выдержали натиска.

Удары неимоверной силы дробят бетон на куски и – вместе с миллионами тонн ила, принесенными с отмелей, – вышвыривают ненужный балласт в разные стороны.

Ни сегодня, ни завтра – да, впрочем уже никогда – никто не сможет сказать, где прежде стоял отель «Савой».

Они проснулись. Тела затекли, по рукам и ногам бежали мурашки. И Эйлин и Тима бил озноб.

– Сколько времени? – спросила девушка.

Он нажал кнопку на часах.

– Час пятьдесят, – он неловко заерзал. – Книги, которые мы читали в школе, убеждали, что весьма романтично спать обнявшись. Но на самом деле это чертовски неудобно.

Она рассмеялась в темноте. «Прелестно», – подумал Хамнер.

Это снова была Эйлин, ее смех, и хотя он не мог разглядеть ее ослепительной улыбки, он эту улыбку почувствовал.

– Можно что-нибудь сделать с сиденьями? – осведомилась она.

– Не знаю.

Кресла оказались раздельными. Хамнер нагнулся, нащупывая рычаги. Нашел, потянул. Спинка упала – вплотную к заднему сиденью – правда, не совсем горизонтально. Тем не менее Тиму стало гораздо удобнее, чем несколько минут назад. Он объяснил Эйлин, что он сделал, и она тоже последовала его примеру.

Теперь они почти лежали бок о бок. Она пошевелилась.

– Я замерзла.

– И я.

Они опять крепко обнялись, пытаясь согреться. Только вот руки немного мешали. Девушка закинула свою поверх плеча Тима, и несколько секунд они лежали неподвижно. Потом она привлекла его к себе, прижала бедра к его ногам.

Она была теплая. Внезапно ее губы коснулись его губ. Эйлин поцеловала его. Спустя мгновение она отодвинулась.

– Как настроение? – спросила она.

– Выправилось, – ответил он и больше ничего не сказал.

Они оба одновременно принялась расстегивать пуговицы на своей верхней одежде. Блузка, рубашка, потом пришел черед юбке и брюкам… Они смеялись, пытаясь справиться с застежками и молниями и неожиданно для себя совершили акт – со страстью, не оставляющей места для смеха. Теперь все было правильно. Даже привкус безумия соответствовал тому, что переживал окружающий мир.

Затем они отдыхали, обнявшись.

– Обувь, – прошептала она.

Не прерывая контакта, они перегнулись друг через друга, чтобы разуться, и с трудом сумели это сделать. Они ласкали друг друга большими пальцами ног. Они занимались любовью. Тим чувствовал упругую силу обхвативших его рук и ног.

Через некоторое время Эйлин потихоньку расслабилась, вздохнула и мгновенно уснула – словно свет выключили. Он одернул ее даже не снятую юбку. Она чуть пошевелилась: спала она крепко.

Он лежал в темноте, мечтая, чтобы скорее рассвело, мечтая отключиться.

«Зачем мы так поступили? Ночь после апокалипсиса, а мы спариваемся, как обезумевшие грызуны, в глуши, на дороге в каньоне у Туджанги, у разрушенного моста, с десятью миллионами мертвых за спиной, – думал Тим – Мы… на сиденье машины, прямо как подростки».

Эйлин повернулась, и он, непроизвольно приобнял девушку. И вдруг осознал, что сделал. Рефлекс. Врожденная потребность защищать.

Внезапно Тим Хамнер, глядя во тьму, усмехнулся.

– А почему бы и нет? – громко произнес он.

И провалился в сон.