– И вот мы очутились здесь, – произнес он. – Мы в безопасности. Вас наверняка бы тоже испугало это ощущение: осознавать, что вы живы, а тот, кого вы любите, растерзан и изломан, как старая тряпичная кукла. Но я не хочу, чтобы вы когда-нибудь испытали то, что пришлось испытать мне на собственной шкуре. И я вам скажу напоследок, Морин… то, что ваш отец делает в долине – важнее всего на свете. И это по-настоящему бесценно. Вот что не дает нам всем загнуться. За такое, между прочим, не жаль заплатить любую цену. И у кого-то еще появилась надежда. Чувство, что он спасен.
– Нет! Это и есть настоящий ужас! Ложные надежды! Конец света, Харви! Наш проклятый мир развалился, а мы обещаем то, чего нет и никогда не будет.
– Конечно, – согласился он. – Мы в курсе того, что случилось.
– Но зачем же вообще стремиться пережить зиму?
Он встал и подошел к ней. Морин не шевелилась. Он склонился над девушкой, не притрагиваясь к ней, и она затаила дыхание.
– Во-первых, все не безнадежно, – проговорил он. – Харди и ваш отец выработали отличный план. Чтобы реализовать его, нужно немалое везение, но шанс есть. Как по-вашему?
– Наверное. Но если мы исчерпали наш запас удачи?
– А теперь, перейдем ко второму пункту, – безжалостно продолжал Харви. – Предположим, что зимой мы умрем с голода. Даже если и так, то игра все равно стоит свеч. Если мы сможем хотя бы на паршивый час, избавить кого-нибудь от тех душевных мук, какие переживал я, корчась на заднем сиденье автомобиля… Морин, если знаешь, что избавил хоть одного человека от такого ада, можно спокойно умереть. И вы в силах сделать это. Если вам нужно лгать – лгите. Но не сдавайтесь.
Он не шутил. Возможно, он тоже врал, притворялся, но ведь он действительно подразумевал именно это – в противном случае, зачем бы ему распинаться перед ней?
«Возможно, он прав. Господи! Сделай так, чтобы он и впрямь оказался прав. Только Тебя ведь нет, Тебя нет?
Насколько ты сам веришь себе, Харви Рэндолл? Насколько тверда твоя решимость? Пожалуйста, не растеряй ее, ведь она начинает передаваться мне. И она может стать и моей решимостью».
Она подняла глаза на Харви и прошептала:
– Хотите, чтобы я опять была вашей?
– Да. – Он не шелохнулся.
– Почему?
– Я месяцами думал о вас. И я больше не хочу чувствовать вину. Я хочу любить кого-нибудь и хочу, чтобы меня любили.
– Вы перечислили веские причины.
Морин поднялась и потянулась к нему. Ощутила его руки на своих плечах. Он обнял ее, слегка прижав к себе, любуясь ею. Влажный ворот свитера холодил шею.
Она едва не отпрянула: то, что могло сейчас произойти, было бы не случайным, не таким, как в прошлый раз. И это бы точно не стало очередным пустяком.
Его ладони на ее спине были теплыми, от него пахло потом и усталостью – честный запах, в отличие от ароматов аэрозолей. Когда он нагнулся, чтобы поцеловать ее, ее тело словно ударило током, и она вцепилась в Харви, прильнула, вжимаясь в него, надеясь забыться.
Постелив сверху спальник, они легли на надувной матрац. Теперь он нежно обнимал ее, и она знала, что будет хорошо – и по прошествии долгого времени стало хорошо.
Потом она лежала рядом с ним, наблюдала, как молнии рисуют странные узоры на болотном пластике, и думала о том, что натворила.
Делай свою работу.
Вот зачем дается жизнь – делать свое дело. Кажется, что-то такое имел в виду Альбер Камю в «Чуме», и именно подразумевал и Харви.
«Моя жизнь включает в себя массу всякой всячины, но я не уверена, что в нее должен войти и Рэндолл. Вот в чем парадокс. Он сказал мне, для чего я должна жить, и я прекрасно понимаю, что одной мне не справиться, но что бы сделал Джордж, если бы знал, где я сейчас?»
Выгнал бы парня.
– Что случилось? – спросил он.
Его голос доносился словно бы издалека.
Обернувшись к нему, Морин попыталась улыбнуться.
– Ничего. Все. Просто я думала.
– Ты дрожишь. Замерзла?
– Нет. А твой сын?.. И мальчик Мари?
– Они где-то там, наверху. И я должен пойти искать их. Я давно пытаюсь убедить Харди отпустить меня, но он слишком занят, чтобы беседовать со мной. Если потребуется, я уйду без разрешения, но я сначала спрошу его снова. Завтра. Не получится. Нет. На завтра намечено кое-что другое.
– Ранчо Романов.
– Да.
– Ты примешь участие в этом?
– Похоже, жребий пал на нас с Марком. К нам присоединятся мистер Кристофер и его брат. Эл Харди. И еще несколько человек.
– Будет перестрелка? Ты понимаешь, что тебя могут убить?
– Ага. Они стреляли в Гарри. И кого-то они уже прикончили.
– Не боишься? – спросила она.
– А как же иначе? Но надо – значит, надо. А когда все будет позади, я попрошу Харди позволить мне отправиться в горы вместе с Марком.
Морин не стала спрашивать Харви, обязательно ли ему уходить. Она не потеряла остатки разума.
– Вернешься?
– Да. А ты хочешь?
– Да. Но… но я не люблю тебя.
– Ну и ладно, – проворчал он и усмехнулся. – Мы ведь едва знакомы. Когда-нибудь ты влюбишься в меня?
– Не знаю. – «Не смею себе такое даже позволить». – Вряд ли я когда-нибудь кого-нибудь любила. У любви нет будущего. Впрочем, будущего вообще нет.
– Полюбишь, – возразил Харви.
– Давай не будем о грустном.