Молот ведьм

— Дааа, — они кивнул. — Скрываться от людской зависти, непонимания, злобы… Быть вынужденным убить собственного сына, который открыл мою тайну и не хотел поверить, что не существует чего-то такого, как дар тьмы… Так пишут об этом знатоки вопроса, Мордимер? Дар тьмы? Поцелуй тьмы? Ха, если бы кому-то удалось передать бессмертие! Может я бы хотел разделить с кем-то это проклятие или благословение. Но не удастся. Я вампир. Да. Я вампир, — повторил он отчётливо. — Но моих свойств и способностей передать кому-то я не в состоянии. Даже сыну, который так сильно хотел быть мной. Даже жене, которую хотел уберечь от старости и смерти, а единственное, что я ей дал, это безумие.

Он опять сел на кровати, таким плавным и змеиным движением, будто был гибким циркачом, а не старым, жалующимся на немощность человеком.

— Зачем господин барон мне всё это говорит? Чего ваша милость ждёт от меня?

— Не знаю, — искренне произнёс он. — Может я только что хотел, чтобы ты убил меня? Но несмотря на всё убожество моей жизни, я заметил, что держусь за неё руками и ногами. Так сильно, как могу. Может речь шла об исповеди, Мордимер? О желании поделиться несчастьем с ближним?

— Как это произошло? — глухо спросил я. — С чего это началось?

— И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде чем петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня. И начал плакать, — ответил он библейской цитатой.

— Ваша милость хочет мне сказать, что является Апостолом Петром? — спросил я после долгой паузы. Он рассмеялся.

— Жаль, что нет, правда? Но я люблю представлять, что так могло было быть. Что я был для чего-то нужен миру, а моё проклятие или благословение, как бы его не называть, имело рациональное объяснение. Между тем, ничего подобного, Мордимер. Я просто существую. Не помню за собой никаких страшных грехов, за которые должен был бы нести наказание, и никаких необыкновенных свершений, за которые должен был быть благословён. Я смотрел на него, не зная, что и думать обо всём деле. Рациональная, трезвая часть моего ума боролась с тем, что я увидел своими глазами. Мог ли Хаустоффер воспользоваться хитрыми, магическими штучками, чтобы обмануть меня и оглупить? Однако я не знал заклинаний, которые могли бы такого подготовленного, как я, человека парализовать в одно короткое мгновение. Кроме того, его зубы… Поверьте мне: они не были наращенными.

— Тем не менее, правда, что я был там, когда Иисус взбирался на Голгофу с крестом на израненной спине. Я был, когда его распинали, и я слышал, как он кричал, когда гвозди углублялись в мягкое тело. Я не делал ничего плохого. Я не проклинал Его и насмехался над Ним, как другие. Я не бросал камни. Я шёл с корзинкой, которую приготовила мне жена, ел фиги попивал кислое вино из фляги… — он надолго замолчал. — До сих пор помню его вкус.

— А Сошествие? — шёпотом спросил я. — На горе стояли три креста, — сказал он, засмотревшись в какую-то невидимую точку за моей спиной. — Палило яркое солнце Палестины. Было сухо, жарко. Утомлённый долгой ходьбой, одурманенный вином, которое пил в белый день… я лёг и уснул…

— Уснул? — я почти крикнул. — Напился, уснул и проспал Сошествие нашего Господа?

— Когда я проснулся, была уже ночь, а на чёрном небе я видел лишь зарево горящего Иерусалима, — говорил он, не обращая на меня внимания. — Я возвращался среди трупов, лежащих по обе стороны дороги. Чем ближе я подходил к городу, тем больше их было. А кровь в тот день текла улицами, — процитировал он Писание. — И я тогда в первый раз почувствовал безумное желание, нарастающий в горле яростный визг, неудержимую жажду выпить вместе со сладкой кровью жизнь и душу. Да, это безумие, с которым временами я не в состоянии совладать, — он на минуту замолчал. — Потом я нашёл это на своём плече. — Он подтянул рукав рубашки, обнажая руку. На его плече была чёрная татуировка, изображающая змею и летящего над её головой голубя.

— Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голубки, — сказал я. — Вот почему ваша милость избрал себе этот герб… Он встряхнулся от погружённости в прошлое и обратил свой взор на меня.

— Я должен тебя убить, инквизитор, но всё-таки дам тебе шанс. Пусть судьба решит, что нам следует делать. Я не так сильно доверял судьбе, и кроме того, не его жизнь должна была стать ставкой в игре. Однако, как вы наверняка догадываетесь, у меня не было особого выбора.

— Что господин барон предлагает? — спросил я.

— Кости, — ответил он, залезая за пазуху и кладя на стол три кубика. Они были отмечены золочёными цифрами от одного до шести, сделаны из тяжёлого, чёрного дерева. Я взял их в руку и почувствовал, что они очень старые. Но в них не было никакой магии, также они не были поддельными. Я надеялся, что мой Ангел-хранитель простит мне эту игру, хотя несомненно ставка была высокой.

— Разрешишь, я брошу первым? — спросил он. Я подал ему кости, а он, не глядя, бросил их на стол,

— Десять, — сказал я.

— Неплохо. — Он собрал кости со стола и подал их мне на вытянутой ладони. Я улыбнулся собственным мыслям и бросил.