Молот Ведьм

— Бывал, бывал. — Он поудобнее разместился на подушках и вытянул худые, отмеченные голубыми венами ноги. — Снимите мне, пожалуйста, пулены, — добавил он. — Мне тяжело нагибаться. Я вздохнул и исполнил его желание. Он зашевелил искривленными пальцами.

— Сразу легче, — пробормотал он. — У Шульмастера болела дочка, — объяснил он. — Но иногда даже медицинский гений немногим может помочь. Ибо, видите ли, медицина… — Он поднял указательный палец и явно готовился к какому-то выступлению.

— Чем болела? — прервал я его. Он фыркнул недовольно и засмотрелся в какую-то точку над моей головой.

— Обмороки, — произнёс он. — Общая слабость организма, нежелание есть. Впадала в сон, напоминающий летаргический. Потом даже не вставала с постели. Жаль девушку, так как она единственная дочь, и старый хотел удачно выдать её замуж. Он закашлял, харкнул и сплюнул в сторону ночного горшка. Не попал, и жёлто-коричневая мокрота прилипла к металлической ручке.

— Вы поставили диагноз? — спросил я.

— Ха, даже много диагнозов! — он почти крикнул шутливым тоном. — Жаль только, что ни один не был верным. Ну я и перестал её лечить, видя, что толку от меня нет.

— Не чувствуете ответственности за пациента?

— О какой ответственности врача за пациента может идти речь? Кроме, разумеется, моральной? — возмутился он. — Но неучи и профаны желают иметь право обвинять нас, опытных лекарей, в недостаточном мастерстве. Операция может удаться или нет, а простонародью нельзя судить, «что могло бы быть, если бы». Поверьте мне, — он покачал пальцем, — на слово, что даже через сотни лет ничего не изменится. Поскольку именно доктор является господином жизни и смерти, и руки прочь кого-либо от суда над ним.

— Только Бог Всемогущий является господином жизни и смерти, — тихо сказал я. — Не забывайте об этом, будьте добры. Мне были отвратительны его убеждения, и я мог лишь утешаться тем, что они также были отвратительны сильным мира сего. Не раз и не два слышали о лекаре, выпоротом или даже повешенном своим могущественным пациентом, и следует признать, что именно такое поведение приводило остальной врачебный сброд к некоторой трезвости взглядов. Поскольку по отношению к врачам следует использовать на смену кнут или ещё больше кнута. Только тогда их можно склонить к постановке правильных диагнозов и проведению операций со вниманием. Впрочем, бывают исключения, но…

— Я-я-я, — стал заикаться он. — Конечно, я ни в чём не хотел проявить неуважения к религии…

— Хотеть, это уж так, как проявить, — сказал я мягко. — Ибо в этом случае намерение и поступок суть одно. Но вернёмся к девушке…

— Так точно, господин Маддердин. Однако может присядете? Паллак как-то явно присмирел, а я только покрутил головой отрицательно, не желая проверять прочность поломанного табурета.

— Я только хотел сказать, — продолжил он немного погодя. — Что современная медицина была бессильна против болезни этого ребёнка. Никакие отвары, микстуры, мази, порошки и таблетки не помогали. И поверьте мне, я попробовал их много.

— Догадываюсь, — Я покачал головой, сочувствуя бедной девушке, ставшей объектом медицинских экспериментов. — Сколько ей было лет, когда это началось? Он начал что-то подсчитывать, помогая себе пальцами. Беззвучно пошевелил губами, сам себе поддакнул и наконец громко сказал.

— Тринадцать. Я покачал головой, поскольку всё сходилось. В возрасте двенадцати, тринадцати или четырнадцати лет большинство девочек входят в женский возраст со всеми физическими проявлениями этих изменений. Именно тогда у некоторых обнаруживались некие способности. А говоря точнее, некое проклятие, против которого не было действенного лекарства. Кроме самого радикального из решений.

— Спасибо, — сказал я и кивнул ему.

— Надеюсь, что вам помог, — крикнул он, когда я выходил.

Я кивнул сам себе и открыл дверь. У меня уже была конкретика, которая нуждалась лишь в наглядном подтверждении.

***

В дом Шульмастера я собрался точно на третий день после смерти господина бургграфа. Если у моей концепции был смысл, то дочка купца как раз должна лежать без сознания в постели, в близком к летаргии сне.

Сегодня страж при воротах (а волей судьбы это был тот же человек, что и в последний раз) начал торопливо открывать калитку, как только увидел, что я подхожу. Я улыбнулся ему и одарил тригрошиком, который он принял с глубоким поклоном.

— Уже веду вашу вельможность. Уже, уже, уже прямо сейчас…

Владельца складов древесины и лесопилок я нашёл на этот раз не в кухне, а в богато устроенных апартаментах на первом этаже дома. Сидел за огромным, дубовым письменным столом и что-то записывал на пергаменте. Перед ним были разложены счётные книги. Он нахмурил брови, когда увидел меня.

— Здравствуйте, — произнёс он очень сдержанным тоном. — Простите, но я крайне занят.

Я пододвинул себе стул, поскольку раз он не был достаточно вежлив, чтобы мне его предложить, пришлось обслуживать себя самому. Сел напротив.

— Ничего, — возразил я. — Счета подождут.

— Раз так говорите… — Он тяжело осел на стуле, не сводя с меня взгляда. — Чем могу вам служить?