Молот Времени: Право сильного

В любом случае, бежать смысла не было. Наверняка они куда лучше нас знают эти места, да и не побегаешь особо по плато окружностью в десять лиг. Оставалось принять бой.

Надеюсь, опасность сейчас грозит достаточно серьезная, чтобы Тигар смог нас чем-нибудь удивить... Однако не голыми же руками, надо чем-то вооружить летописца...

– Дай ему свой тесак, – негромко приказал я близнецу.

Ламмо с огромной неохотой вытянул из прикрепленного к колчану чехла преизрядный клинок – сокмены зовут их подсайдачными ножами, протянул Тигару...

Мэтр, казалось, не увидел оружия.

– Они меня убьют! – заверещал он в полный голос и бросился бежать, не разбирая дороги. Выскочил на открытое пространство и понесся прямиком к обрыву. Едва ли он рассчитывал найти там спасение – попросту ничего не соображал от страха.

И в этот момент из темноты в нас полетели стрелы. Возможно, стрелявшие видели сегодня Бьерсард в действии и решили не искушать судьбу в рукопашной схватке.

– Стреляй! – крикнул я Ламмо и бросился в сторону. Моорун, без приказа, – в другую. Старик знал-таки толк в таких стычках... Ламмо шагнул под прикрытие толстого дерева, выстрелил. И попал! Хрип, шум рухнувшего тела...

Судя по летевшим стрелам, метали их те же примитивные деревянные луки, какими пользуются соплеменники Мооруна, – короткие и маломощные. Да и владельцы тех луков оказались паршивыми стрелками. Хотя в их оправдание можно сказать, что для прицельной стрельбы было слишком темно.

Темно – но не для юного сокмена, получившего в подарок свой первый игрушечный лук в тот же день, когда сделал первый шаг, не раньше и не позже. Три выстрела Ламмо – два попадания. А может, и все три, если третий был убит наповал и умер бесшумно...

И тут сзади раздался крик – тонкий, заячий, исполненный боли...

Я быстро обернулся. На краю обрыва, хорошо освещенный лунным светом, стоял Тигар. И кричал, опустив голову и уставившись на стрелу, торчавшую из его живота.

Следующая стрела ударила его в грудь. Крик смолк. Взмахнув руками, мэтр рухнул с обрыва.

Вот и всё... Смертельные раны, или нет, – не имеет значения. Живым после падения с такой высоты все равно не остаться...

Не уберег... Не удастся больше улыбаться его напыщенным фразам, и внимательно слушать действительно интересные рассказы метра... И узнать, какие еще загадочные умения даровал ему епископ, тоже не придется... Нелепая смерть в нелепой ночной стычке.

Наверное, не стоило пороть горячку... Стоило подождать, пока Ламмо по одному перестреляет противников, – всё к этому шло.

Но я занес над головой топор и рванулся к вражеским стрелкам, прячущимся в тени деревьев. Я ничего не мог сделать для Тигара, кроме одного, – отомстить за его смерть. И очень этого хотел.

Кажется, я что-то кричал. Не помню... Свист стрелы, совсем рядом... Мимо. Еще и еще... Снова мимо. Уцелевшие убийцы Тигара сосредоточили теперь всё внимание на мне. Я не обращал внимание, и стрелу, царапнувшую щеку, почти не почувствовал...

Темная фигура, совсем рядом – отшвырнув лук, стрелок тянулся за прислоненным к дереву копьем. Поздно...

Бьерсард свистнул в воздухе и...

Деревья вдруг закружились в диком хороводе, земля куда-то исчезла, словно ее выдернули из-под ног; я почувствовал, что падаю, падаю с обрыва, – как? почему? ведь был от него далеко... – падение все убыстрялось, но жесткого приземления я уже не ощутил...

Исчезло всё.

Меня тоже не стало.

* * *

Калрэйн смерти не боялся... При его прежней профессии – смешно и глупо. Однако, как и любой нормальный человек, предпочитал по мере сил отсрочить это неизбежное событие. Все когда-то умрут, спору нет, но пусть уж его личное «когда-то» наступит как можно позже.

Но смерть не интересуется желаниями и предпочтениями тех, за кем приходит. И Калрэйн, лежа связанным неподалеку от ярко пылающего костра людоедов, понял: от него теперь не зависит, удастся или нет увидеть рассвет. Всё, что мог, он уже сделал... Больше не сможет ничего. Остается рассчитывать на помощь со стороны или на чудо. В чудеса Калрэйн не верил...

В ночном суматошном бою он и в самом деле старался, как мог. Не меньше десятка нападавших уже ни на кого и никогда не нападут, – не разминулись с полетом клинков, брошенных рукою ассасина. Еще троих или четверых Калрэйн зарубил мечом-опояской... Но его все-таки долгие годы учили совсем другому: не рубиться с численно превосходящим противником и уцелеть в этой рубке, но самому выбирать удобное место и время для драки. Вернее, для беспощадного стремительного удара, ответить на который враг уже не сможет... Но этой ночью выбирал отнюдь не он.

Навалились толпой, не считаясь с потерями, сбили с ног, обезоружили... И вот – костер и людоеды, готовящиеся к пиршеству...

Смерть смотрела в глаза. И выглядела отвратительно... Ассасин даже не мог утешаться неведением – действие, в котором очень скоро придется участвовать и ему, разворачивалось перед его глазами: людоеды убивали одного из захваченных синекожих носильщиков.