Момент

Чтобы работать, мне приходится уйти из языковой школы. Преподавательница немецкого предупреждает, что бросать изучение языка через пару недель – плохая затея, но мне нужно зарабатывать деньги. Я решаю продолжать учебу самостоятельно в свободное время, но она права: то, что я выучила, быстро ускользает из памяти. Я опять почти перестаю говорить по-немецки. Около половины людей на чайном складе – носители английского языка, а другая половина хорошо на нем говорит.

Наша работа – вручную расфасовывать чай по пакетам. Мы работаем с ароматизированными и цветочными чаями: белый и жасминовый из Китая, ассам и дарджилинг из Индии, зеленый из Японии, сушеные розы, лаванда и имбирь. Мы взвешиваем его на весах, как наркоторговцы, и упаковываем, надев хирургические перчатки, а иногда и респираторы. Чай продается в шикарном магазине в центре города по достаточно высоким ценам, чтобы обеспечить выплату минимальной зарплаты в Германии, а не экспортировать рабочие места в развивающиеся страны.

Все, кто работает здесь, как и я, приехали из других стран и преследуют творческие амбиции. Они – музыканты, живописцы, фотографы, художники. Мы представляем в Берлине субкультуру привилегированных людей лет двадцати-тридцати, которые могут себе позволить отсутствие постоянной работы и неопределенность. Мы – получившие хорошее образование заводские рабочие, приехавшие из разных стран мечтатели, и нас не интересует то, чем мы сейчас занимаемся. Не выйти на склад после выходных – это победа. Как-то один коллега не приходит на работу, и мы с надеждой думаем, что он, наверное, продал свою картину. Мы все ждем, когда на электронную почту придет письмо, которое изменит наши жизни.

Однообразная работа успокаивает. Наличие четко поставленной задачи, у которой есть начало и конец, обнадеживает. Мои рабочие дни упорядоченны и продуктивны: я взвешиваю чай, складываю бумажные пакеты и наклеиваю этикетки. Я слушаю подкасты о режимах сна животных, о береговых сиренах и разбитых сердцах, о политических настроениях в Греции и суррогатных матерях в Таиланде. В течение дня я складываю сотни листов крафтовой бумаги, небо меняет цвет с серого на черный, моя тревожность сменяется спокойствием, а потом и усталостью. Я думаю, что могла бы отправиться куда угодно, но сижу здесь, в промышленной зоне зимнего берлинского пригорода.

Взвешивая, складывая и склеивая, мы разговариваем. Мы скрепляем тысячи чайных пакетиков с кусочками картона, отмеряем пятьдесят один грамм чая для хрустящих бумажных пакетов, и в это время я беседую с коллегами по расфасовке о невозможности подлинного перевода, о способах международной контрабанды, о грантах для художников.

Польская художница рассказывает, что за семь лет, проведенных в Берлине, она так и не выучила немецкий и поэтому защищена от новостей, от общества и от рекламы и может сконцентрироваться на работе. Канадский художник рассказывает о своей студии: он дешево снимает ее у компании по строительству жилья, которая хочет, чтобы их новые квартиры обрели привлекательный дизайнерский вид.

Утром каждого понедельника я докладываю коллегам о ситуации с онлайн-свиданиями, и они советуют мне, что делать дальше: как сказать, что наше третье свидание было последним, что делать с парнем, который постоянно откладывает встречу. Наше рабочее пространство стало самым оживленным и праздничным местом, где мне приходилось бывать за многие годы. Мы теперь друзья и встречаемся вне работы.

Персонал склада представляет собой срез Европы и англоговорящих стран: сербы и канадцы, британцы и испанцы. Мне жалко американцев: им нужно заполнять анкету на визу, подавать документы, пользоваться услугами дорогих юристов, печатать ворох бумаг, и всё это с неопределенным исходом, который зависит от прихоти сотрудника иммиграционной службы.

Большинство моих друзей здесь – англоговорящие. На вечеринке я замечаю, что одна половина комнаты говорит по-немецки, другая – по-английски, и эти группы медленно дрейфуют в противоположные стороны. Те мои друзья, которые, возможно, планируют остаться в городе надолго, прилагают больше усилий для интеграции.

У нас нет фиксированного графика, но нам это подходит. Мы можем бросить работу с той же легкостью, с какой и она может отказаться от нас. Это временная работа. Мы вступаем во временные отношения. Этот город тоже временный. Мы находим себе сексуальные приключения в Еврозоне. Я привилегированный мигрант, приехавший сюда не столько из экономических соображений, сколько за другим образом жизни, в поисках новых впечатлений, как и многие, кто уезжает из Великобритании в другие страны Европы: после выхода на пенсию переселяется в Испанию, покупает дом на юге Франции. Это не необходимость.