— Это звучит не очень-то романтично.
— Романтика пришла позднее, когда я осознала, как сильно люблю его, — она поправила на плече пристежной ремень. — Временами я бываю похожа на классического упрямого осла, которого надо поколотить хворостиной по голове, чтобы добиться его внимания.
Майкл съехал с автострады и свернул на 12-е шоссе, узкую двухполосную дорогу, которая должна была вывести их на 29-е шоссе, а оттуда — домой.
— Амадо изменился с тех пор, как познакомился с вами... к лучшему, — с неохотой признал Майкл. — Я никогда не видел его таким счастливым.
— Ну, это просто внешнее наблюдение.
— То, что вы сейчас подразумеваете, идет от меня.
— Должна ли я понять это так, что вы изменили свое мнение относительно моих мотивов брака с Амадо?
— Я могу быть упрям, бываю и туповат, когда идет речь о делах, но вообще-то я не болван. Амадо просто без ума от вас. И вы...
— Да-да?
— Ну, это же ясно, что и вы без ума от него.
— Спасибо, что заметили.
— А как насчет вас? Замужество и вас тоже изменило?
— Не знаю. Я над этим как-то не задумывалась.
И вот едва уловимыми, проникающими все глубже и глубже путями-дорожками они прорвались сквозь барьер, долго не дававший им подружиться. И теперь этот барьер лежал у их ног, развалившись, словно вдребезги разбившееся стекло.
— А почему вы не захотели пойти со мной в магазин игрушек? — спросил Майкл.
Он пообещал себе больше не заводить этого разговора. Если захочет, расскажет сама. Однако внутренний голос просто требовал, чтобы он задал этот вопрос. Не потому, что ответ так уж был для него важен, а потому, что Майкл каким-то образом чувствовал: ей необходимо с кем-то поделиться. И он хотел сделать это для нее.
Элизабет отвернулась и стала смотреть в боковое окно, хотя и было слишком темно, чтобы увидеть там что-либо. Миновало еще несколько минут, прежде чем она ответила:
— Недавно я выяснила, что не могу иметь детей, и, полагаю, я еще слегка чувствительна на этот счет.
Боль, которую Майкл услышал в ее голосе, заставила его усомниться в решении поощрить ее к разговору. Порой бывают раны, которые способно залечить лишь время. А бывают и такие, что просто становятся частью тебя самого.
— Я и не знал, что вы с Амадо планировали...
Элизабет повернулась и взглянула на него.
— Мне не следовало говорить вам этого.
— Почему?
— Потому что это личное и вас не касается.
Он не поверил такому объяснению. И она понимала это даже до того, как открыла рот. Но это не остановило ее.
— Если вы беспокоитесь о том, что я намерен разболтать, то я этого не сделаю. Все, что вы мне сказали, останется между нами.
— Обычно я более осмотрительна.
— Каждому человеку бывает необходимо поделиться с другом.
Она, должно быть, узнала эти новости в тот вечер, когда он столкнулся с ней в ее кабинете. Ее странное поведение начинало находить объяснение: эти слезы, печаль в ее глазах, резкий отказ со стороны Амадо... Разве мог быть для Амадо лучший способ отвернуться от Эланы и Фелиции и от огорчения, которые они ему приносят, чем заиметь собственного сына? Да, рухнули его мечты.
— Так вы никому не расскажете?
— Обещаю.
Он коснулся ее руки. Пальцы Элизабет сомкнулись вокруг его ладони. В течение какого-то мгновения — пока это соприкосновение не стало неловким в своей интимности — казалось, что они всегда были друзьями.
Элизабет отстранилась первой.
— Сколько нам еще добираться до дома? — спросила она.
— Полчаса... ну, чуть больше — чуть меньше... в зависимости от движения по долине Напа.
— Я вдруг проголодалась.
— Там есть пара яблок на заднем сиденье. Вы можете ими располагать. Или давайте остановимся где-нибудь и перекусим. На ваше усмотрение.
Он был признателен Элизабет, что она переменила тему их разговора.
— Яблоки — это мысль замечательная. — Элизабет скинула свой пристежной ремень и, встав коленями на сиденье, потянулась назад, за спину Майкла. — Хотите яблоко?
— Я их ем нарезанными и без серединки.
Что ж, пакетик для мусора она, выходит, не зря с собой прихватила.
— Ну и ну, — сказала она, — неужели мы такие привередливые?
— Это не прихоть, а необходимость. Я принес свои передние зубы в жертву футболу: блокировал один головой прорыв.
— Но игру-то вы выиграли?
— Спрашиваете!
— Ну, хоть я и сгораю от тщеславия, но я ему не поддамся.
Она откусила от яблока большой кусок и передала ему. Жест был вполне естественным и непринужденным, у Майкла даже возникло ощущение товарищества.
— А вы и с винограда кожицу снимаете? — спросил он.
— Там, откуда я родом, у нас есть поговорка про таких людей, как вы.
— Чутье подсказывает, что лучше не спрашивать, какая.
— Остерегайся соседа, который налопается бобов, а потом заявится в гости.
Майкл громко расхохотался, едва не подавившись яблоком.
— Гляди-ка, вот и вы развеселились, — сказала Элизабет.
Весь остаток дороги до дома они старались превзойти друг друга в сомнительных шутках.
Элизабет победила без особого труда.