Монады

Отвлекшись от костей, девочка осмотрелась. Ей пришло в голову, что тут замечательное место для обитания змей. И вправду. Змеи были в том вполне с ней солидарны.

К тому же надо было поторапливаться.

И вообще, она никогда не могла понять, почему это хуже быть сожженным на костре, чем стать пищей многочисленных прожорливых и отвратительных червей. Она представляла их себе, и гримаса отвращения мгновенно пробегала по ее лицу. Действительно, картина не из самых приятных. Смерти же и мертвецов не боялась.

Как-то давно, еще в самом раннем возрасте нянька, тайком от матери взяла ее на похороны какого-то своего дальнего богатого родственника. Ну, богатого по представлению ее бедной родни.

В общем, можно сказать, полубогатого. Попросту – состоятельного. Ну, небедного.

Мертвец лежал белый, ухоженный и ладно причесанный. В изголовье было прикреплено небольшое круглое зеркальце, дабы злые духи, желая заглянуть в лицо ново-преставившемуся и поживиться свежей добычей, вдруг обнаружили свое собственное изображение и отшатнулись бы в ужасе. Они ведь никогда не видели себя в своем натуральном отвратительном обличье – во что их обратили многие злодейства и грехи, сотворенные на протяжении почти что бесконечного злодейского существования. Девочка и сама попыталась заглянуть в зеркало.

Издали доносились плач и восклицания многих голосов, что более походило на некий род пения. Монотонно бормотали нанятые плакальщики. Это завораживало. Страшно не было. Девочке даже понравилось.

Потом сжигали бумажные вещи и деньги. Или нет, нет, это, скорее, припоминалось уже из рассказа отца о похоронах великих китайских императоров.

На седьмой день императорской кончины в ближайшем к столице предгорье сооружались, соответственно, семь гигантских бумажных дворцов и три пагоды. Внутри дворцов помещали бесчисленное количество бумажной же мебели, предметов обихода, посуды, денег и цветов. Даже мельчайшие цикады, уверял отец, были сделаны преискуснейшим образом и прикреплены на листики бумажных цветов.

И все это вдруг вспыхивало легким мгновенным пламенем и исчезало в небесах, унося туда, в вечное виртуальное бытие, хрупкую земную полувиртуальную предметность, чтобы достойно послужить там бесплотному императорскому существованию. На землю наподобие огромных хлопьев черного снега опадал пепел сожженной бумаги. Он покрывал все окрест и, смешиваясь с водой начинавшегося дождя, пачкал белые одежды, руки и лица участников церемонии.

Но это там, у великих. А здесь впереди гроба стоял маленький, обряженный во все белое молчаливый мальчик примерно того же возраста, что и сама девочка. Нянька указала на него и прошептала:

– Это сын умершего. Теперь он мужчина Номер Один в семье – большая работа.

Девочка внутренне содрогнулась от меры ответственности, словно свалившейся на нее саму.

Но вот чего девочка боялась до ужаса – так это вида крови.

И не только реальной, текущей и сверкающей, но даже ее изображения на картинке. То есть даже не боялась, а просто моментально падала в обморок. Да, да, именно что так: глянет – и тут же в обморок!

Уже гораздо позднее, будучи студенткой знаменитого московского университета и проходя обязательный тогда полувоенный медицинский инструктаж, она по-прежнему теряла сознание при взгляде даже просто на плакат, на котором была изложена полнейшая инструкция должного врачебного поведения при ранениях и контузиях. Там были помечены и неизбежные следы крови при подобного рода эксцессах. А как же иначе? Девочка только глянула на это не очень-то уж и красочное изображение и в момент потеряла сознание. Медленно оползла на пол.

Я сам помню сходные же институтские занятия с немалым количеством наглядного инструктажа в виде таких же плакатов, изображавших нехитрой трогательной графикой почти детских сказочных книжек всевозможные бедствия атомных атак американских империалистов и китайских ревизионистов. Нас, не представлявших реальной возможности подобных ужасов, это все смешило. Глупые были.

Все вокруг дивились этой странной реакции взрослой девушки на весьма обычные агитационные материалы. Отношение некоторых к подобному было весьма даже неприязненным. Ну, да вы знаете, как у нас народ реагирует на непривычное и эдакое, как бы даже несколько инфантильное поведение взрослой девицы. Притворяется скорее всего. Строит из себя всякую там: Это думали, естественно, они.

Точно так же на ослепительном берегу Крымского побережья она упала в обморок, но уже при виде не нарисованной, а настоящей льющейся крови.

Тетя Катя, вместе с добрейшим дядей Митей вывезшая свою дорогую племянницу на летний отдых к морю, глубоко поранилась на пляже осколком стекла кем-то безответственно брошенной бутылки. Не то чтобы очень опасно, но крови было на удивление много. Девочка закатила глаза и рухнула прямо под ноги удивленной публики. Посему перепуганному дяде Мите пришлось возиться с ней гораздо больше, чем с пораненной тетей Катей, которой просто перебинтовали ногу и отпустили из медпункта. Девочку же отвезли в местную больницу и оставили там на несколько дней.