– Да ты счастливчик, Лоренцо! Я думаю, эта потеря принесла тебе неплохую прибыль; если не ошибаюсь, доля наследства доньи Агнес составляла десять тысяч пистолей, и половина из них теперь досталась тебе. Клянусь Сантьяго! Жаль, что у меня нет пятидесяти сестер с такими же склонностями: я согласился бы потерять их всех без сожалений.
– Как вы можете так говорить, граф? – возмутился Лоренцо. – Вы полагаете, что я из низменных побуждений повлиял на решение моей сестры? Вы полагаете, что низкое желание прибрать к рукам ее деньги могло…
– Чудесно! Мужайтесь, дон Лоренцо! Вы прямо пылаете. Дай бог, чтобы Антония смягчила этот пламенный нрав, иначе мы точно перережем друг другу глотки еще до конца месяца! Дабы избежать трагической развязки прямо сейчас, я предпочитаю удалиться и оставить вас победителем. До свиданья, мой рыцарь ордена вулканов! Умерьте вашу вспыльчивость и помните, что можете рассчитывать на мою помощь, когда вам понадобится закрутить любовь с этой старой перечницей.
Сказав это, дон Кристобаль выпорхнул из собора.
– До чего легкомыслен! – вздохнул Лоренцо. – Прекрасная душа, но как ему не хватает серьезности в суждениях!
Уже приближалась ночь. Уличные фонари еще не зажигали. Слабые лучи восходящей луны едва рассеивали сумрак готической церкви. Лоренцо все никак не мог уйти. Пустота, оставшаяся в его душе после ухода Антонии, и самопожертвование сестры, о котором так иронически отозвался дон Кристобаль, настроили его на меланхоличный лад, под стать окружавшему его религиозному мраку. Он по-прежнему стоял, прислонившись к колонне близ кафедры. Легкий и прохладный ветерок веял под сводами опустевших приделов; лунный свет, пронзая цветные стекла витражей, падал на каннелюры сводов и массивные устои церкви, образуя тени и пятна многих оттенков. Полная тишина царила в храме, нарушаемая лишь изредка хлопаньем дверей где-то внутри аббатства.
Ночная тишина и одиночество усилили задумчивость Лоренцо. Он опустился на скамью и предался обманчивой игре воображения. Он думал о своем союзе с Антонией, о препятствиях, могущих помешать его желаниям; сотни мгновенных видений мелькали перед его мысленным взором, печальных, но приятных. Сон незаметно подкрался к нему, но тихий и торжественный настрой мыслей сохранился и в его грезах.
Ему чудилось, будто он все еще находится в церкви капуцинов, но уже не темной и не пустой. Бесчисленные серебряные светильники разливали сияние со сводов; издали доносилось благозвучное пение хора, орган заполнял мелодиями все пространство церкви; алтарь был пышно украшен, видимо для какого-то особого торжества; вокруг стояли разодетые люди, а рядом с алтарем – Антония в белом свадебном платье, цветущая и по-девичьи скромная.
Колеблясь между надеждой и страхом, Лоренцо глядел на эту сцену. Вдруг дверь аббатства отворилась, и он увидел проповедника, чьи речи он только что слушал с восхищением, сопровождаемого длинной чередой монахов. Он подошел к Антонии и спросил:
– А где жених?
Антония стала с тревогой оглядываться. Юноша невольно вышел на несколько шагов из своего укрытия. Девушка увидела его и зарделась от радости; грациозным взмахом руки она подозвала его. Он исполнил ее желание и, поспешно приблизившись, упал к ее ногам.
Она отступила на мгновение; потом посмотрела на него с невыразимым удовольствием и воскликнула:
– Да, вот мой жених! Мой суженый!
И она бросилась в его объятия; но не успел он подхватить свою невесту, как между ними встало неведомое существо, гигантского роста, с темной кожей, с жуткими свирепыми глазами; рот его изрыгал языки пламени, а на лбу четко выделялись слова: «Гордыня! Похоть! Жестокость!»
Антония вскрикнула. Чудовище схватило ее, вспрыгнуло на алтарь и стало тискать ее и мучить омерзительными ласками. Девушка напрасно билась, пытаясь вырваться. Лоренцо бросился ей на помощь; но не достиг он еще алтаря, как грянул гром и собор начал разваливаться; монахи пустились наутек, вопя от ужаса; светильники погасли, алтарь провалился, и на его месте разверзлась пропасть, извергающая клубы огня и дыма. Издав громкий и жуткий вопль, чудовище прыгнуло в бездну, намереваясь утащить с собою Антонию. Ему это не удалось. Воодушевленная сверхъестественными силами, она вырвалась из его захвата, только ее белое платье осталось у него в руках. В тот же миг за плечами Антонии раскрылись великолепные сверкающие крылья. Она взлетела, крикнув потрясенному Лоренцо: «Друг! Мы встретимся в высях!»
В тот же миг крыша собора раскрылась; мелодичные голоса зазвенели под сводами, и Антония исчезла в сиянии лучей столь ослепительных, что смотреть было невмочь. В глазах у Лоренцо потемнело, и он упал наземь.
Очнувшись, он обнаружил, что лежит на плитах пола; церковь была освещена, издалека доносился распев гимнов. Не сразу смог Лоренцо убедить себя, что просто видел сон, настолько сильно видение поразило его. Но тут он сообразил, что светильники зажгли, пока он спал, а слышанная им музыка была пением монахов, служивших вечерню в часовне аббатства.